— Не разрешают, мама. Врач категорически запретил. Говорит, можешь остаться хромой на всю жизнь.
Теперь я знаю, что он лгал. Просто не нашел врача, который мог бы дать разрешение на выписку. А сам он был не из тех, которые делают что-либо на свой страх и риск, не было в нем нужной силы. Бабушка словно почувствовала это.
— Как был ты всю жизнь недотепой, так и помрешь, — презрительно бросила она.
Отец побагровел, казалось, он вот-вот лопнет.
— Но почему? — почти закричал он, срываясь на визг. — Почему тебе именно сегодня понадобилось выписываться? Что за детские причуды?
Бабушка секунду колебалась, потом тихонько сказала:
— Наклонись!.. Не заставляй меня кричать… — и торопливо оглянулась. В палате лежали еще две женщины, правда достаточно далеко.
— Завтра будет землетрясение! — прошептала бабушка. — И как раз над нами обрушится потолок.
Каким послушным сыном ни был мой отец, но тут он пришел чуть ли не в ярость.
— Да ты думаешь, что говоришь? — рявкнул он. — Кто может предсказать землетрясение? Никто, понимаешь, никто!.. Даже сам господь бог, спустись он с неба!
Я не мог не видеть, что бабушкин взгляд исполнился бесконечным презрением.
— Уходи! — сухо проговорила она. — Не дождаться, видно, от тебя толку.
Отец подпрыгнул как ужаленный и бросился вон из палаты, но тут я, неожиданно для самого себя, неудержимо разрыдался.
— Бабуля! Милая бабуля! Я хочу остаться с тобой!
Бабушкино лицо словно бы осветилось. Обеими руками она взяла мою голову и нежно поцеловала в худую щеку. В первый и последний раз. Впрочем, нет. Второй раз она поцеловала меня, когда я уходил в армию. Но это был совсем другой поцелуй, совсем, совсем другой.
— Ты мое дитятко! Один ты, ты! — почти всхлипнула она. — Бабушка никогда тебя не забудет.
Но это продолжалось одно мгновенье. Лицо ее опять стало замкнутым и строгим, как всегда.
— Слушай, Манол, слушай, мой мальчик. У вас ведь каникулы? Завтра не сиди дома. Собери ребятишек и уходите подальше в луга — щеглов половите, синиц.
— Хорошо, бабушка.
— Обещаешь?
— Обещаю, — ответил я.
Она смотрела на меня, черты ее строгого лица постепенно смягчились. Во взгляде появилась тень сдержанной нежности.
— Ну, а теперь ступай! — сказала она. — Ты не в отца. Если пообещал, сделаешь.
На следующее утро мы отправились ловить птиц. Ушли рано, еще по росе. Я совсем забыл об этом дурацком землетрясении, помнил только о данном бабушке слове. С тех пор как она у нас поселилась, я перестал разносить кофе — отец нанял мальчика. Теперь я был свободен, как большинство детей, и мог ходить, куда мне вздумается. Охота на птиц — занятно невероятно увлекательное, за ним я забывал о времени. Вот и на этот раз мы взяли свои сети и силки и, возбужденные, отправились «в экспедицию», как говорил Крумчо, наш предводитель. То чудное, ясное, свежее утро останется в моей памяти на всю жизнь. Нет ничего прекраснее дней, прожитых нами в детстве. Нет прекраснее облаков, зеленее верб, спокойнее задумчиво застывших в дремоте заводей. И не может быть ничего красивее птиц под жарким летним небом, с голосами чище этого самого неба — маленьких, как орешки, теплых, трепещущих в наших жестоких ладонях.
Мы укрылись за небольшим пригорком, парила нагретая земля, тихонько кололи нас сухие летние травы. Крумчо держал конец веревки, мы ему только ассистировали. Щеглы беззаботно щебетали рядом с силками, распушив перья, купались в пыли, весело поклевывали что-то, но к сети не подходили. Мы знали, что они не выдержат и в конце концов попадут в ловушку. Только нужно набраться терпения и ждать. И все вокруг ждало вместе с нами — небо, кусты терновника и боярышника, — все затаилось и, может быть, веселилось вместе с нами.
Внезапно птицы на секунду затихли и вдруг с громким криком взлетели вверх.
И случилось то, что должно было случиться. Земля под нами вдруг прогнулась, как живая, потом качнулась так сильно и резко, словно мы сидели на спине гигантского буйвола, стряхивающего с себя грязь и надоедливых насекомых. Воздух сгустился и, словно прозрачное желе, задрожал перед нашими глазами. Какой-то непонятный, доселе не испытанный ужас оледенил мою душу. Я даже не решился вскочить, как другие, просто лежал и ждал, что земля меня поглотит. Помню только, как с поля взлетела, хрипло каркая, стая ворон. Небо совсем почернело от них. Трудно было поверить, что столько птиц обитает в этих пустынных лугах.