— Ты не оскорбляй историю!.. — пригрозили ему в канцелярии. — Не оскорбляй, а то как бы чего не вышло. Ты где находишься?..
— Не оскорбляю я ее, — сказал Гечев. — Только вы уж решайте, чего вы хотите — истории или мяса. Не понимаю, к чему вся эта шумиха. От меня требуют мяса — я его даю. Людям нужно мясо, они стоят в очередях, государство выделяет мне бесплатно корма, поощряет меня, премии мне дает каждый месяц, а вы говорите — Паисий. Никакого Паисия нет, остались одни стены и своды. Если это святыня, почему тогда она в таком запустении? Мне что, я продаю свиней, беру за них деньги, и мое дело сделано, а ваш план по сдаче мяса? Ведь делаю его я и такие, как я. А вы говорите мне тут о книжниках и иконописцах. Я вам еще раз заявляю: если работать — так работать, если нет — ешьте тогда вашу историю, мне все равно. И нечего меня запугивать, все законно, я купил этот монастырь, а не украл. Вы меня не испугаете.
Сейчас товарищ Гечев энергично шагал по плитам в своей зеленой куртке, на его обветренном лице появилась улыбка.
— Ну как, ребята? — спросил он. — Есть вода?
— Пока нет, товарищ Гечев, — ответил дядя Ламбо. — Но еще день-два, и мы до нее доберемся…
— Давайте отдохнем немного, — предложил товарищ Гечев.
Они сели на плитах, теплых от солнца, товарищ Гечев достал коробку «ВТ», закурили. Потом он вынул из заднего кармана бутылку виноградной водки и протянул ее сначала дяде Ламбо.
— Выпей, дядя Ламбо, подзаправься!.. Как сыновья?
— Учатся, — сказал дядя Ламбо. — Хотят в люди выйти.
— Так, так, дай им бог здоровья, непременно выйдут.
Бутылка обошла всех четверых, товарищ Гечев тоже выпил — ничего, что он за рулем, он не боялся автоинспекции, он ничего не боялся, так уж он был устроен.
— Приехал посмотреть, сколько сделал бульдозер, — сообщил он, когда водка была выпита. — У меня здесь поблизости, у леса, есть два-три клиента. Как закончите, перебирайтесь прямо туда, чтобы не тащиться на другой конец дачной зоны. На дорогу много времени уходит, за это нам никто не платит.
— Еще день-два — и появился, — ответил дядя Ламбо. — Самое позднее, к среде кончим. На седьмом метре твердый песчаник пошел, трудно бурить.
— Хорошо, хорошо, — кивнул товарищ Гечев. — А к тому времени бульдозер проложит дорогу. Я заглянул только, чтоб повидаться с вами. Была б вода, тогда и колодец выкопаем человеку. Он как ни встретит меня, лишь об этом и твердит.
Товарищ Гечев, как господь бог, создает мир — дорогу, воду, колодец, землю. Разница в том, что он все делает за деньги. Но бог далеко, а кому-то надо все это создавать.
— Пока, ребята, счастливо поработать. — Он поднялся с плит. — И не надрывайтесь в такую жару, потихоньку…
Он-то ничего не терял, платил им за метры, а не за проработанные часы, и это было их личное дело, как проходить эти метры — медленно или быстро.
— Товарищ Гечев, — сказал Сашко, — не забудьте про врача, а то мне крышка. Хорошо б ему тоже побыстрее сделать…
— Не беспокойся, Сашко, — подмигнул ему товарищ Гечев. — Не забуду. Я его включил в список, так что и его черед подойдет. Ну, будьте здоровы.
Он зашагал по плитам, между которыми проросли ромашки, сел в свой старый дребезжащий «Москвич», и машину начало подбрасывать на неровной дороге. Денег у него было столько, что их хватило бы, по крайней мере, на четыре «мерседеса», но товарищ Гечев не так прост, у него на этот счет свои соображения. Он остановился ниже, у бульдозера, который сгреб огромную кучу земли вместе с кустами и корнями и толкал ее к лесу. Товарищ Гечев высунулся из окна, сказал что-то Ванке, бульдозерист кивнул, потом товарищ Гечев махнул рукой и исчез в тучах пыли.
— Вознесся, — сказал Антон, глядя ему вслед. — Отправился прямо в рай.
— Пригрел он змею за пазухой, — заметил дядя Ламбо и бросил сигарету, которая жгла ему пальцы. — Вот как у тебя выходит, Антон.
Антон ничего не ответил, повернулся и направился к буру. Сашко и дядя Ламбо пошли за ним и опять принялись бурить.
Земля вращалась, мимо Сашко проплывал лес, облагороженные груши, оранжевая веранда, коричневые ставни с вырезанными в них сердцами, бульдозер, который толкал горы желтой земли и рассеченных корней, загребал целые холмы вместе с кустами и выгоревшей на солнце травой и относил их в сторону; показались двое стариков из «Букингемского дворца», они кротко шли между дач по направлению к лесу, в выгоревшей одежде, с неизменными корзинами в руках…
«Букингемский дворец», возможно, был здесь самым старым зданием, если можно назвать зданием сарай, сколоченный из ящиков, уже потемневших от дождей и времени, ящиков из-под мыла или пива, на которых еще виднелись надписи по-английски. Сашко окрестил так сарай, пока он плыл перед ним по кругу вместе с верандой, лесом и закрытыми коричневыми ставнями соседней дачи с вырезанными в них сердцами. В будни здесь ни души не встретишь, вокруг тихо и безлюдно, лес стоит зеленый и спокойный, не шелохнется. Только двое стариков из «Букингемского дворца» иногда приезжают сюда, спят во «дворце», а днем бродят по лесу в поисках целебных трав.