Сашко нажал на рычаг, дернул его к себе, бульдозер взревел и рванулся вперед; в следующий миг он резко наклонился на правый бок, еще немного, и он бы перевернулся…
— Эй! — закричал Ванка. — Перевернешь, ты что, рехнулся?!
Сашко газует что есть силы, бульдозер дрожит и едет по корням и кучам земли, выбирается на проложенную дорогу и летит к белому, только что облупленному яйцу, которое остановилось перед соседней дачей с закрытыми ставнями и вырезанными в них сердцами.
Дядя Ламбо и Антон во все горло что-то кричат у бура, но из-за рева бульдозера Сашко ничего не слышит.
Зад «пежо» бесшумно сплющивается, летят осколки стекла, жесть, Сашко газует, огромная махина топчет автомобиль, колеса его разбегаются в разные стороны, вспыхивает бак с горючим, «пежо», превратившийся в месиво, горит… Бульдозер загребает гору земли и высыпает ее на разорванные, помятые и горящие останки. Они исчезают под кучей желтой земли, под разбросанными, раздавленными ромашками.
Но бульдозер не задевает автомобиль, это лишь воображение Ванки, которое обгоняет бульдозер и рисует жуткую картину; — на самом деле бульдозер еще не приблизился к «пежо», а только мчится в его сторону…
Сашко дает газ, объезжает «пежо», нажимает на рычаг, огромная челюсть вонзается в желтую землю, грызет траву, разбрасывает ромашки, вырывает с корнем кусты… Подталкиваемая стальными челюстями, движется желтая гора, смешанная с рассеченными корнями, с травой и листьями, и ползет к дороге…
Сашко, еще не доехав до «пежо», понял, что не стоит калечить машину — это ничего не изменит.
И бульдозер опять возвращается, и опять он отхватывает полбугра и с рычанием уносит его к дороге, и опять возвращается…
Ванка, который наблюдает все это со своего места, смеется: он понял, что собирается сделать Сашко, и идет к дяде Ламбо и Антону…
Бульдозер яростно рычит, задыхается, переносит горы земли, отъезжает и возвращается, снует от холма к дороге и обратно, толкает землю, преграждает путь, засыпает все…
— Он хочет заблокировать дорогу автомобилю, — объясняет Ванка дяде Ламбо и Антону. — Теперь они сдвинуться не смогут, машина со всех сторон окружена землей, он метра на три насыпал.
После этого Сашко отводит бульдозер к лесу, ближе к зеленым кронам, излучающим спокойствие и прохладу, соскакивает с машины и оставляет ее там, под деревьями.
«Пежо» стоит, окруженный со всех сторон желтым земляным валом высотой в два-три метра. Сашко возвращается к дяде Ламбо и Антону.
— Сашко, — сказал дядя Ламбо, — что с тобой?
— Пусть он сам проложит себе дорогу! — ответил Сашко. — Пусть сделает себе дорогу, колодец, воду, дачу. А то ему все другие делали. Пусть и он хоть раз что-то сделает, а мы посмотрим, как он будет работать. Я дам ему лопату и кирку.
Дядя Ламбо озабоченно покачал головой.
— Что ты лезешь на рожон? — спросил он. — Ох, и достанется тебе.
— Посмотрим, как он все это сделает, — повторил Сашко. — Здесь даже телефона нет, папаше не позвонишь. А то отец прислал бы ему роту солдат. Пусть хоть раз сам что-то сделает.
— Достанется тебе, — сказал дядя Ламбо. — Доиграешься.
— Некрасиво лежит, — отозвался Ванка, который, прищурившись, смотрел на гору желтой земли, загородившей дорогу. — Чего-то тут не хватает.
Он помчался к дороге, к рассеченным, вырванным с корнем кустам и стал собирать их, стряхивая с них землю. Потом вскарабкался на вершину насыпи и начал втыкать в землю кусты, заботливо расставляя их в ряд. Спустился еще два-три раза, притащил новые кусты, принес и ромашки, которые воткнул между кустами, и траву…
Затем вернулся к товарищам, отряхнул руки и осмотрел сделанное:
— Теперь порядок, — отметил довольно. — Кусты растут, трава — настоящий холмик. Еще зайца туда пустить — иллюзия полнейшая.
— С меня бутылка пива, — сказал Антон. — Получилось что надо.
Дядя Ламбо озабоченно качал головой.
Дверь соседней дачи с коричневыми ставнями открылась, сначала вышла девушка, поправляя на ходу прическу. Вслед за ней показался Пежо; они шли по двору чуть усталой, ленивой походкой. Плыли, как лебеди, среди зелени; движения у них были плавные, мягкие и небрежные и в то же время выдавали внутреннее удовлетворение — то состояние, когда пламя уже перегорело, но еще осталось тепло, ровное и приятное, которое переполняет человека и делает его умиротворенным, медлительным и разнеженным.
В широких кронах деревьев царило спокойствие, и если листья начинали шелестеть, то причиной тому были птицы, которые перепархивали с ветки на ветку. В соседнем дворе скрипел бур, он вращался, трое мужчин шли медленными размеренными шагами за штангой, пчелы кружились над клубникой.