2.
А. Житинскому
Все нам кажется, что мы
Недостаточно любимы,
Наши бедные умы
В этом непоколебимы.
И ни музыка, ни стих
Этой ноши не избудет,
Ибо больше нас самих
Нас никто любить не будет.
Кавалерственная дама Ордена Анастасия Лятуринская "Жизнеописания негодяев" Собственноручные записки Кавалерственной Дамы
Великий магистр физически слаб перед вином. Как охмелееет, так тотчас растает и начинает говорить об утраченной молодости. А еще водится за ним грех: в любом обществе он всегда найдет свободную оттоманку и в разгар веселья, бывало, шасть на нее и спать. В одежде магистр Степанцов, что называется щеголь и этикет соблюдает. Сидит за столом, ведет беседы. А как почувствует желание прилечь, тут же спешит откланяться. Всегда перед тем снимет белоснежную рубашку, шелковый платок и уж потом на оттоманку. Отдохнет, оденется, посидит за столом и снова разденется. Разденется - и спит! Так неоднократно за вечер.
Куртуазные маньеристы проводят время между аристократическим обедами и демагогическими спорами. Общество состоит из смеси разнообразных умов, а также из оригинальных и веселых женщин. Кутежи сопровождаются обилием шампанского, множеством острых слов, стихами, бесконечными интригами, часто приводящими к скандалам. Так Великий приор, выпив два штофа русской водки, становится доверчив, как дитя. В таких случаях интриган архикардинал подсовывает поэту старух и прочий сброд женского полу. Надо отдать должное: Добрынин бывает со всеми ласков и называет всякую перезревшую даму своим медвежоночком. Очнувшись наутро, обычно впадает в задумчивость и тогда пьет мертвую. Зла же Добрынин ни на кого не таит. Напротив, бывает приветлив и обращается ко всякому без разбору не иначе, как "миляга". За это его все любят. Особенно трактирщики, животные и дети.
О Черном Гранд-Коннетабле ходили слухи самые фантастические. Говорили, например, что он может пить десять дней кряду и оставаться свежим и бодрым. Говорили также, что в постели он неутомим и любит женщин, не снимая сапог. Завистники утверждали, что не снимает он сапог оттого, что не имеет портянок. Самый же факт никто оспаривать не решался. Константэн Григорьев, кутивший с Бардодымом неделю, утверждал, что он-де черт, посланный в Орден для спаивания и развала. Дескать, он самолично видел хвост, и что вместо ступней у Коннетабля копытца. - Ну снимите сапоги, снимите, если это не так, - приставал к собутыльнику пьяный Григорьев. Гранд-Коннетабль лукаво улыбался, но сапог не снимал.
Как-то Великий магистр после трехдневного кутежа заехал к архикардиналу, который в свою очередь тоже был в состоянии похмельном и раздраженном. Желая развлечься, друзья написали шутливый пасквиль на послушника Быкова и тут же отнесли в модную столичную газету. После чего уже в хорошем расположении духа отправились отобедать. Быков шутки не понял и вышел из Ордена. С тех пор ни в свете, ни в литературе о нем больше не слышали. Рыжий фавн Григорьев (по убеждениям азербайджанский мусаватист) был личностью загадочной. Никто не знал, чем он завлекал в свои сети доверчивых христианок. Рыжая борода ли была тому виной или что другое... Только доподлинно известно, что женщины, отдавшие ему самое дорогое, неизменно сходили с ума. - На совести усталой много зла, - не без удовольствия сознавался молодой мизантроп.
Пеленягрэ всю жизнь страстно любил заграницу. Заграница же не отвечала ему взаимностью. - Два великих поэта никогда не были за границей - я и Пушкин, - со свойственной ему скромностью сокрушался архикардинал.
Александр Вулых
Поэт Александр Вулых не принадлежит к числу куртуазных маньеристов, но удостоен чести быть представленным на нашем сайте благодаря протекции со стороны командора-ордалиймейстера Ордена Константэна Григорьева.
Александр Вулых выпускает приложение к газете "Московская правда" под названием "Ночное рандеву", где обильно публикует молодых литераторов - поэтов и прозаиков. Возраст свой тщательно скрывает. В свободное от работы время пишет хорошие стихи, которые в частности печатает газета "Московский комсомолец".
Автобиография
Я родился в пятьдесят шестом...
Год за годом рос, и постепенно
ростом вышел для прыжков с шестом,
да не вышло из меня спортсмена.
Шелестело детство, как листва,
голосами юность колосилась...
И ложились звуки на слова,
только песни что-то не сложилось.
Не сложилась песня... Ну и что?
Кто заметил?-Шут, ей-богу, с нею...
Кстати, мог бы стать и я шутом,
да шутить, как надо, не умею...
Слишком долго в облаках витал,
не летая толком, и при этом
с неба звезд горстями не хватал...
И не стал поэтому поэтом.
Только я - понятно, не о том.
А скорей - о счастье человека
быть рожденным...
в пятьдесят шестом
на изломе облачного века.
Баллада о настоящем Крисе
В тридевятом царстве небогатом, от зари лабая до зари, жили-были три родимых брата: Крис де Бург, Крис Норман и Крис Ри. Им судьба отмерила немало беззаботных и счастливых дней. Им всего, казалось бы, хватало: и вина, и бабок, и коней... По ночам они гудели в баре, а потом, придвинувшись к огню, до утра играли на гитаре разную заморскую фигню. Напевая всякий раз: "I love you", братья не питали интерес к собственному вздорному тщеславью... Но однажды их попутал бес. И тогда они, затеяв бучу о судьбе различных доминант, стали выяснять, кто в жизни круче как певец и просто музыкант. Спорили пять лет и три недели. На рубашках выцвел яркий шелк, кудри на затылках поредели, но консенсус так и не пришел. И когда их силы покидали через столько лет и столько зим, застучали по полу сандалии и вошел... архангел Онэксим! И сказал он им: "Я все устроил и решил ваш спор уже давно; и хотя вы гении все трое в сущности вы все-таки - говно, и всегда останетесь ослами... А в стране, где ветер душу рвет, за семью морями и долами настоящий музыкант живет!" И тогда пропел Крис Ри - де Бургу, не пытаясь раздраженье скрыть: "Кажется архангел гонит дурку, ведь такого блин не может быть!" и добавил по английски: "Телл ми, ю, арханджел, уот хиз нейм из?" И в ответ услышал: "Это Кельми. А зовут его, запомни, - Крис!" и, сказав, он тут же испарился, как с волшебной лампой Аладдин... А на том же месте появился с романтичной внешностью блондин. И тогда опять Крис Ри - де Бургу, усмирить пытаясь дрожь в груди, стиснув зубы еле слышно буркнул: "Дай гитару, брат, и отойди..." Он в розетку подключил гитару, "усилок" врубил на тыщу ватт, и запел, страдая, как Ротару, про любовь и про "Дорогу в ад"... А когда он все-таки заткнулся и накал страстей немного спал то блондин всего лишь пошатнулся, но душой и телом не упал. И тогда, как будто острый скальпель зажимает опытный хирург, как Суворов, покоряя Альпы, взял гитару бледный Крис де Бург. Взял гитару и запел о разном, уносясь печалью в небеса. А когда дошел до "Бабы в красном" содрогнулись реки и леса! Небосвод от горьких слез прогнулся и разлился по ущельям скал... Но блондин всего лишь пошатнулся, а душой и телом не упал. И тогда, таинственный, как Борман в сорок пятом памятном году, к инструменту подошел Крис Норман и, хрипя, запел: "What can I do?" Показалось - мир перевернулся и свой разум в бездну уронил... Но блондин всего лишь пошатнулся и слегка колено преклонил. И тогда, шепча себе проклятья, осознав, что им не по плечу, на колени повалились братья, протянув гитару палачу. Равнодушно, как берет червонец, на посту стоящий строгий мент, золотоволосый незнакомец принял шестиструнный инструмент. Он колками подтянул волокна, или струны, проще говоря... И разбились, распахнувшись, окна, и ворвался "Ветер декабря", как влетает грешница к монаху, побороть не в силах естество... И унес тот ветер братьев... на фиг, и оставил Криса одного!
Допрос
Когда меня допрашивать возьмется Тельман Гдлян я не скажу, где золото я буду в стельку пьян. Смеясь, покину камеру, отбыв на этот свет, и господину Хаммеру пошлю большой привет. Когда мне визу выдадут в обратную страну я откопаю золото и Гдляна обману. Спою "Гуд бай, Америка!" сержанту в КПЗ и отплыву от берега под музыку Бизе. Так что ж, давай, допрашивай, раскалывай, пытай мои уста остывшие, уплывшие в Китай... Молчанья Черный Маятник вернет мою золу, и мне поставят памятник на Фрунзенском валу.