Метод «внутренней реконструкции», применяемый Трубачевым, путем этимологических исследований может приводить к общим выводам — как весьма вероятным, так и очень сомнительным. К первым из них я отношу, например, его выводы, основанные на этимологическом анализе глагола gověti ‘хранить почтительное молчание’ (Этн., с. 184; Рец., с. 11), который должен отражать характер религиозных переживаний праславян, определяемых Трубачевым как «идеология молчаливого почитания божества». Это очень вероятно, поскольку вплоть до эпохи христианизации внутреннюю религиозную жизнь славян выражали два древнейших глагола — *modliti (sę), первоначально ‘просить’, и *žŕ̥ti, первоначально ‘славить’[10]. Я думаю, что сюда же можно было бы включить и главный вид религиозной жертвы, называемый словом трѣба. Резкая критика Трубачева, направленная против принятой мной этимологии, принимаемой, впрочем, и некоторыми другими этимологами, — в связи с глаголом трѣбити(лѣсъ), не является в данном случае существенной (Трубачев, Рец., с. 8, определяет первоначальное значение как ‘острая необходимость, дело’). Любопытно, что этот вид жертвы, вначале страстно отвергаемый миссионерами как дѣло сотонино[11], очень рано принимается: слово трѣба в значении христианской жертвы фигурирует уже в кирилло-мефодиевском Синайском требнике (60а 14—16)[12]. Очевидно, и у дохристианских славян это была бескровная жертва. Для обозначения ветхозаветной кровавой жертвы славянские миссионеры употребляли слово, бывшее, вероятнее всего, кирилло-мефодиевским неологизмом, — жрътва. Таким образом, выводы, полученные Трубачевым, на основании этимологических исследований, — о характере древнейшего типа религии праславян, который он определяет как «молчаливое почитание высших сил» (Этн., с. 215), то есть род созерцания (Трубачев употребляет также в качестве символа латинское слово favēre), находят поддержку в филологических исследованиях. Единственное, в чем можно сомневаться, — это: действительно ли семантическая близость праслав. *gověti и лат. favēre (и то и другое являются продолжением и.‑е. *ghou̯-ē‑) служит доказательством того, что «в сфере религии славяно-латинские отношения древнее и элементарнее более развитых и потому более поздних славяно-иранских и славяно-индоарийских отношений в сфере идеологии и религиозной лексики» (Этн., с. 184), но это уже другой вопрос, составляющий один из главных аргументов Трубачева в пользу теории дунайской прародины славян.
К числу весьма сомнительных выводов я отношу тезис о заповеди, якобы нормирующей духовную, а также религиозную жизнь праславян, — *znaji svojь rodъ ≤ *gʼnō‑ su̯om gʼenom (Этн., с. 163, 172, 210—211; Рец., с. 11).
Второй метод исследования, филологический, тоже, наряду с положительными достоинствами, чреват определенными опасностями. Тексты, являющиеся базовыми источниками для филолога, имеют относительно позднее происхождение, и, опираясь на них, можно ознакомиться с верованиями славян конца праславянского периода. Тексты, которыми мы располагаем, двоякого рода: разнообразные исторические источники и литературные, прежде всего религиозные, тексты.
Тексты источников, наряду с информационными данными, содержат, правда, в небольшом количестве, но чрезвычайно важные для нас, славянские слова и действительные или мнимые теонимы. Глубокое овладение текстами источников требует сотрудничества историка и филолога, их не всегда удается однозначно интерпретировать (классический пример такого рода — известное разночтение у Прокопия Кесарийского: θεῶν ἕνα — θεὸν ἕνα), может ввести в заблуждение средневековое обыкновение субституции теонимов, а порой и их фабрикации (здесь классическим примером является старопольский псевдопантеон Длугоша), да и само их прочтение может быть сопряжено с значительными трудностями.
10
Об этом я пишу в цитируемой книге, на с. 105—109, а также, между прочим, в статьях:
11
Так называемые Фризингенские отрывки II. 19—20 (новейшее издание: Brižinski spomeniki. Znanstvenokritična izdaja. Ljubljana, 1993. 52; старословенский памятник конца VIII в.). А также так называемое Das Sendrecht der Main‑ und Rednitzwenden (синодальный декрет, изданный в X в. епископством в Айхштете: idolthita quod
12
Так называемый Синайский требник (Euchologium Sinaiticum), глаголическая рукопись XI в., сборник молитв, переведенных на славянский язык накануне прибытия в Моравию первоучителей славян, св. Кирилла и Мефодия. В большинстве это молитвы византийского обряда, переведенные апостолами славян еще в Солуни, несколько молитв происходит из эпохи зальцбургской миссии в Моравии, происхождение нескольких молитв неизвестно. Предложение: о благовъгодьнѣ трѣбѣ быти словесьноумоу семоу слоуженью нашемоу 60а 14—16 происходит из молитвы в вечернюю службу в праздник Пятидесятницы неустановленного генезиса. Последнее по времени издание требника: