«Еще рано!» – сказала однажды ему строгим голосом мама. И он ни за что не ослушается ее.
Она летела, летела с высокого поднебесья и упала, сияя, на Степину ручку. Степа спросил у нее:
– Ты – кто?
Снежинка ответила:
– Если я на морозе, то я – царевна в серебряной шубке. Но если на теплой, как у тебя, ладошке, то я лишь маленькая прохлада.
– Но ты же капелька?! – не согласился с ней Степа.
– Я тебе нравлюсь?
– Очень даже! – признался Степа.
– Тогда наклонись и возьми меня губками.
Наклонился Степа, лизнул прозрачную капельку языком. И стало ему от этого чуть-чуть прохладно, немножко бодро и почему-то еще немножко смешно.
Зима. Веселая снежная улица. Скрип-поскрип под маленькими ногами. По дороге скорее катится, чем идет, запрятанный в шаль и шубку крохотный человечек. Я узнаю в нем своего внучонка Степу. Поэтому спрашиваю с улыбкой:
– Кто такой?
Малый остановился. Тоненьким, полным обиды голосом произносит:
– Сирота.
Странно и непонятно. Интересуюсь:
– А где твои папа и мама?
Мальчик кивает куда-то назад:
– Там. Ушли опять на свою работу.
– И с кем ты остался?
– Вон с этой, – Степа снова кивает, но кивает уже на ступавшую к нам от крыльца двухэтажного дома полненькую старушку, в которой я узнаю собственную жену. С ней он только что поругался из-за того, что она запретила ему есть снег.
– С бабушкой, значит?
Малыш строго косится на старушку. Убедившись, что та не услышит, устрашающим голосом выдает:
– С Бабой-ягой.
– Лопата! Лопата! Ну почему ты такая тяжелая?
Отвечает Лопата Кате:
– Тяжелая-то не я, а земля, в которую я зарываюсь, когда ты берешь меня в руки, чтобы вскопать огородную грядку.
Катя не понимает:
– А для чего мы ее копаем?
– Для семечка, – растолковывает Лопата. – Оно, это семечко, хочет проснуться. А проснуться оно может только в мягкой земле.
Катю охватывает догадка.
– Оно проснется и станет расти и превратится в желтую репку?
– Да! А может, еще и в морковку! Ты бы чего хотела? – спрашивает Лопата.
Кате нравится репка. Любит она и морковку. Но сейчас ей хотелось бы круглых маленьких мячиков, спрятанных в сладкой лодочке.
– Гороха! – смеется Катя, вспомнив, что сладкую лодочку именно так и зовут.
– Тогда беги к своей маме. Возьми у нее гороховый боб! – предлагает Лопата. – И мы посадим его в нашу грядку, чтобы она уродила нам сто горошин!
И Катя, сияющая от счастья, бежит к бревенчатому крыльцу, с которого ей навстречу спускается мама и протягивает пакетик семян с нарисованной на нем круглобокой гороховой лодочкой.
Катя решила помочь своей бабушке Поле. Взяла со скамьи два ведра. Спустилась с крыльца и пошла.
К ручью, который бежал меж корней и ворчал, как старик, она пришла не сразу. Свернула в траву, чтоб немножко передохнуть.
Отдохнула и прыг-прыг по камушкам к самой воде. На белой дощечке она увидела ковш. И давай наливать из него в ведра воду.
Налила почти полные. Ухватилась за дужки. «Фу-у, какие тяжелые!» – удивилась она и хотела было бежать за бабушкой Полей, чтобы та помогла отнести эту воду домой.
Но тут заподозрила – кто-то за нею следит. Осмотрелась: тропинка, трава и цветы. Больше нет никого.
Но постой! Она улыбнулась. Из травки, поблескивая на солнце, ее рассматривали цветы.
– Как вас зовут? – спросила их Катя.
Цветы, повернувшись на тоненьких ножках, взглянули на девочку с тихим укором:
– Такая большая, а даже не знаешь, что мы – Одуванчики.
– Ой! Ой! – Катя захлопала в ладошки. – Знаю! Я просто немножко забыла!
– То-то! – ответили ей цветы.
– Милые одуванчики! – Катя глядела на них с мольбой и надеждой. – Помогите мне поднять эти ведра с водой и отнести до нашего дома!
Одуванчики согласились. Однако предупредили:
– Только смотри, никому об этом не говори!
– Никому не скажу! – согласилась Катя.
И тут она почувствовала, как дужки в ее ладонях приподнялись и ведра как бы сами собой пошли.
– Кто, интересно, несет мою воду? – спросила Катя.
– Мы! – откликнулось снизу, и Катя заметила, как под ведрами зашевелилась одуванчиковая трава.
– Откуда у вас столько силы?
– От солнышка и земли! – улыбнулись цветы. – Если хочешь, мы и тебя понесем!
– Ой-ой! – изумилась Катя, чувствуя, что она не идет уже, а плывет.