«День-то уж к вечеру клонится», — подумал он.
Но дни стояли длинные. И до вечера было еще далеко. Домой возвращаться не хотелось.
Он снова посмотрел на небо. К голубизне его теперь примешивались нежные, пастельные краски, как на старинном фарфоре. Марцин дышал с трудом, будто воздух был разреженный. И вместе с воздухом его словно бы наполняло чувство ответственности, налагаемое свободой.
Теперь он сам себе хозяин. Кроме деда, у него никого нет. И он решил больше не отлучаться надолго из дома. Надо еще дров наколоть, истопить печь. Правда, хозяйством заниматься он не больно-то любил.
Над елками за их домом кружила стая ворон. Они планировали на неподвижных крыльях, описывая круги, и без умолку каркали: кар, кар! Должно быть, пришло время вить гнезда. Издали их полет казался даже красивым.
Марцин подошел к дому. Дверь была распахнута настежь, комнату заливало солнце. И в его ярком сиянии на кровати с открытыми глазами неподвижно лежал дедушка.
Он был мертв.
20.11.1966
Перевод Н. Подольской.
ЕЖИ ПУТРАМЕНТ
20 ИЮЛЯ…
© «Иностранная литература», 1974, № 8.
ШТАУФФЕНБЕРГ
Штауффенберг просит извинения у фон Кейтеля: забыл ремень и фуражку в передней фельдмаршала. Быстро возвращается. Он забыл не только ремень и фуражку, он забыл и портфель. Как же тщательно взвесил и продумал он все фазы этой забывчивости. Как старательно запомнил их. Можно сказать, выучил наизусть.
Он входит в переднюю: пусто. Быстро вытаскивает из портфеля объемистый и тяжелый сверток, из кармана — плоскогубцы. В его распоряжении одна рука, а на ней — три пальца. В подобных случаях он научился помогать себе коленями. Хватает плоскогубцы тремя пальцами, словно щепотку соли. Надо раздавить ампулу, чтобы кислота начала переедать медную проволочку, — это займет несколько минут.
Ампула глухо хрустнула. Он быстро сунул плоскогубцы в карман, схватил портфель. Еще несколько мгновений — затянуть ремень. Вышел на улицу. Здесь влажная духота. В гуще орешника и молодых дубков толкутся, попискивая, комары. На небе ни облачка.
Фельдмаршал уже нервничал. Увидев Штауффенберга, он направился к павильону под дубами, куда переносили совещания в жаркие дни. Генерал Буле и адъютант фон Йон вежливо поджидали. Штауффенберг торопливо к ним присоединился. Духота была такая, что лоб почти тотчас покрылся испариной. Штауффенберг хотел достать платок, но не знал, как же быть с портфелем. Полковник фон Йон любезно предложил подержать его. Штауффенберга от этого предложения еще пуще бросило в пот, он поблагодарил, прибавил шагу и, догнав фельдмаршала, шепнул ему, что через несколько минут вынужден будет отлучиться, чтобы позвонить в Берлин. Фельдмаршал кивнул, вопрос был предварительно согласован.
Совещание уже началось. Докладывал начальник оперативного отдела генерал Хойзингер. При виде входящих он прервал доклад. Кейтель представил одноглазого и однорукого Штауффенберга Гитлеру. Тот, впрочем, знал его, кивнул и велел Хойзингеру продолжать.
В конце совещания Штауффенбергу предстояло докладывать о состоянии боевой готовности формировавшихся в Германии новых частей. Он — начальник штаба армии резерва сухопутных войск.
Штауффенберг наклоняется к Кейтелю и шепчет, что идет звонить в Берлин. Кейтель с некоторым раздражением кивает головой. То же самое Штауффенберг повторяет своему соседу слева, полковнику Брандту, который отделяет его от Гитлера. Потом прислоняет портфель к массивной дубовой опоре стола. С той стороны, где Гитлер. Потом поднимается и неслышно покидает павильон.
Сразу же после его ухода полковник Брандт пробует вытянуть ноги. Что-то мешает ему. Он наклоняется и видит под столом портфель Штауффенберга. Берет его и ставит по другую сторону дубовой опоры стола.
Штауффенберг выходит из душного павильона в липкий зной прогретого насквозь лиственного леса. Почти бежит к находящейся неподалеку стоянке машин. Там его ждет адъютант фон Хефтен с автомобилем.
Не мешкая они отправляются на аэродром. Но прежде чем успевают доехать до границы наиболее строго охраняемой зоны «А», как накаленный воздух вздрагивает и мощный взрыв сотрясает лес. Накатывается волна вороньего гомона. Через две минуты они уже у контрольно-пропускного пункта. Дежурный офицер, встревоженный взрывом, еще не знает, что произошло. Штауффенберг заявляет, что ему необходимо как можно быстрее попасть на аэродром, у него срочное поручение фюрера. Возможно, именно этот взрыв, причина которого пока не ясна, побуждает дежурного пропустить Штауффенберга. Что-то стряслось. Срочность и секретный характер миссии полковника кажутся еще правдоподобнее. К тому же одноглазый полковник с единственной изуродованной рукой внушает особое доверие. Дежурный офицер пропускает Штауффенберга.