Он мчится по лестнице, придерживаясь на поворотах за перила своей единственной, искалеченной рукой. Фон Хефтен, размахивая его портфелем, несется следом. Так вместе они влетают в приемную-адъютантскую, не перекинувшись словом с адъютантами, которые еле успели вскочить при их появлении, распахивают двери и врываются в кабинет генерала Ольбрихта.
Это просторная комната с высокими окнами, выходящими на юг. Здесь было бы невыносимо жарко, если бы не опущенные шторы. В янтарном свете кабинета Штауффенберг с багровым, лоснящимся от пота лицом кажется еще более разгоряченным. Он в белом летнем мундире, в брюках для верховой езды, в высоких кавалерийских сапогах.
В кабинете стоит генерал Фридрих Ольбрихт, заместитель генерала Фромма, командующего армией резерва сухопутных войск. Он среднего роста, лысеющий, чисто выбритый, в очках. Ему под шестьдесят. Лицом он чем-то напоминает врача или священника, ничего от армейской жесткости. Но восклицание, которое вот-вот вырвется у Штауффенберга, адресовано именно ему: ведь Ольбрихт — тот, кто должен действовать.
Штауффенберг крикнул прямо от дверей:
— Что у вас творится, черт побери?
Эта непосредственность и резкий тон производят сенсацию. Так в словах проявилось преображение полковника. Тот, кто вошел в историю, не обязан докладывать.
— Почему до сих пор ничего не сделано?
Ольбрихт смотрит на него своими холодными светло-голубыми глазами, но в уголках рта добродушная улыбка:
— Спокойно, полковник.
Штауффенберг чувствует, как в горле клокочет прорывающийся крик. Озирается по сторонам, берет себя в руки и проглатывает этот крик. В янтарном полумраке кабинета стоят еще несколько человек. Среди них — высокий господин в штатском, коротконосый, с темными кругами под глазами. Это будущий, вернее т е п е р е ш н и й, президент Германии, генерал-полковник Бек, некогда начальник штаба вермахта, изгнанный Гитлером еще до войны за то, что был противником оккупации Праги.
И вместо того чтобы крикнуть, Штауффенберг уже тише произносит:
— Так почему?
— Потому, — перебивает Ольбрихт, — что у нас нет уверенности относительно результатов покушения…
— Но ведь я… — взрывается Штауффенберг, и это звучит как рев зверя, в которого вдруг угодила пуля.
— Минуту! — Ольбрихт тверже его, а может, спокойнее. — У нас состоялся разговор с Фельгибелем. Он подтвердил, что было покушение, но не подтвердил, что Гитлер погиб. Может, только тяжело ранен. Обещал информировать еще раз, не звонит. Только что я потребовал от Фромма начать осуществление плана «Валькирия», сообщив ему о смерти фюрера в результате покушения и попытке СС захватить власть. Так вот, Фромм категорически отказался, потребовав подтверждения смерти фюрера.
Черный глаз Штауффенберга, казалось, пылал.
Он прохрипел:
— Какое еще доказательство?
— Он при мне связался с Кейтелем…
— Кейтель мертв. Он был на совещании.
— Кейтель, — спокойно продолжал Ольбрихт, — немедленно ответил. Подтвердил, что было покушение, что несколько человек тяжело ранены. Но фюрер практически цел и невредим, получил лишь несколько царапин. Кстати, фельдмаршал спросил о вас, полковник…
— Кейтель лжет! — воскликнул Штауффенберг. — Кейтель вечно лжет. Я снял бомбу с предохранителя, вошел следом за Кейтелем в павильон. Поставил портфель под стол, в полутора метрах от… от этого… И тотчас вышел, сказав Кейтелю, что жду телефонного звонка. Не может быть, Кейтель лжет! Я быстро направился к стоянке машин. Минуты через три произошел взрыв! — Это он выкрикнул, не сдержавшись, не находя иного способа отстоять свое Свершение: — Взрывная волна была такой силы, что нашу машину чуть не сбросило с дороги. Мы видели облако дыма, не так ли, фон Хефтен?..
— Так точно, — подтвердил обер-лейтенант.
— …Через южные ворота нас не хотели выпускать, уже была объявлена тревога.
Ольбрихт тихо спросил:
— Полковник, вы собственными глазами видели труп Гитлера?
— Какое это имеет значение?
— Значит, не видели?
— Если бы я дождался, пока его вынесут, меня бы тут не было! — снова закричал Штауффенберг. — А что же, генерал, вы сказали Фромму?
— То же, что и вы. Что Кейтель лжет.
— А Фромм?
— Отказался.
— Где он?
— Здесь.
Пот залил лицо Штауффенберга. Все, с чем он успел освоиться во время полета, пошло прахом. Его врожденная скромность, которую он приноравливал к своему новому воплощению… Свершение, которое внезапно оказалось незавершенным. Кружилась голова, словно он, падая, попал в воздушный водоворот. Его шатнуло, он прислонился к стене.