Следующий, 1924 г. также прошел под знаком борьбы с патриархально-байскими обычаями, делавшими из женщины «трижды рабыню». В этом году к 8 Марта был подтвержден Туркестанским ЦИКом и получил утверждение ВЦИКа декрет об отмене калыма; кроме того, был декретирован брачный возраст для девушек в 16 лет (по шариату брачный возраст — 9 лет){47}. Поддерживаемая Советской властью борьба женщин за социальное равноправие повсюду на Востоке всколыхнула бывших затворниц. Вот как прошло, например, 8 Марта 1924 г. в уездном местечке Агдаме (Азербайджан): здесь на конференцию, посвященную 8 Марта, собралось около 100 женщин, причем присутствовали 40 делегаток из самых отдаленных мест. Председательствующая на конференции молодая работница-азербайджанка, член Коммунистического союза молодежи, после приветствия сбросила с себя чадру и призвала присутствующих последовать ее примеру. Прибывшая из Нагорного Карабаха крестьянка-армянка вручила агдамским женщинам в знак союза и солидарности под аплодисменты и звуки «Интернационала» Красное Знамя. В Нахичеване на конференции присутствовало около 800 женщин. В ряде мест женщины-мусульманки приняли участие в самодеятельных спектаклях — факт, до того времени небывалый, ибо ислам под страхом смерти запрещал женщине любое лицедейство.
Журнал «Коммунистка» писал в 1924 г.: «Восток «й 8-е марта! Несколько лет назад эти слова звучали как недоумение, как дикая фантазия. Восточная женщина, которая в недалеком прошлом не имела смелости перейти порог дома своего мужа или отца…, сегодня она высоко поднимает свой голос для свободы, для равенства. Порыв ее к новой семейной и общественной жизни дал почувствовать себя со стихийной силой, как только новые советские законы взяли ее под свою защиту и дали ей возможность выдвинуться как самостоятельной личности»{48}.
Против женщин, поднявших голос в защиту своих прав, восставали все силы старого мира. Но дело, за которое они отдавали жизнь, сплачивало их подруг. Женщины поднимали красные флаги, чтобы выразить солидарность с теми, кто погиб в борьбе. Так, в апреле 1925 г. была зверски убита активистка туркменского аула Геок-Тепе Анна Джамал Хидыр-кизы. По воспоминаниям Е. А. Росс[1], «похороны Джамал вылились в открытую демонстрацию женщин, которые не могли остаться равнодушными к гибели подруги… По обычаям мусульман, женщины не могут провожать умерших на кладбище. Подруги Анны не пошли на похороны, но одна за другой вышли за околицу аула, а когда похоронная процессия поравнялась с ними, они подняли красный флаг. Молча, не шелохнувшись, стояли женщины под сенью красного знамени, пока носилки с останками замученной подруги не скрылись из глаз»{49}.
Это была самоотверженная борьба, но она не могла сразу победить складывавшиеся веками патриархальные традиции, психологию людей, весь уклад жизни.
Объективная оценка положения дел дается в рекомендациях для проведения Международного женского дня в 1926 г. Отделом ЦК ВКП(б) по работе среди работниц и крестьянок. Указывалось, что вслед за ростом и подъемом народного хозяйства «не развернулись еще в достаточной степени изменения бытовых условий. Медленно идет вовлечение восточницы в производство. С большими трудностями борются Советская власть и Коммунистическая партия против вековых предрассудков, которые делали из женщины на Востоке рабыню. К этой работе еще недостаточно привлечены внимание и самодеятельность самих женских масс. Эта работа еще не обеспечена достаточной поддержкой и сочувствием широких масс мужского населения…»{50}
На фоне этих трудностей особенно весомы достижения. В 1924–1925 гг. делегатские собрания объединяли уже свыше 57 тыс.^женщин народов Востока; участвующих в советском строительстве (горсоветах, сельсоветах, волисполкомах, уездных и губернских исполкомах и т. д.) было свыше 17 тыс; вокруг «женских клубов» в 1925 г. группировалось около 15 тыс. человек{51}. Увеличивается число женщин — членов профсоюзов. В Азербайджане в 1925 г. они составляли 12 % от всего числа членов профсоюзов, в Туркестане — 20 %{52}.
Все больше и больше втягиваются женщины в общественно-политическую жизнь. Например, среди женщин народов Востока большое значение имели так называемые «делегатские собрания». В их работе в 1922–1923 гг. принимало участие около 12 тыс. человек. В 1923–1924 гг. работа среди женщин развернулась еще шире: всего в делегатских собраниях приняло участие свыше 25 тыс. женщин. Всего же делегаток по стране в 1923–1924 гг. было 172 855, а в 1924–1925 гг. — уже 314 тыс. В марте 1925 г. состоялись и первые съезды женщин Туркменистана, Узбекистана, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Каракалпакии. В 1926–1927 гг. около миллиона женщин национальных республик и областей приняли участие в перевыборах в Советы{53}.
Вскоре среди женщин родилось героическое движение «Худжум!» — «Наступление!» — наступление против паранджи, против женщины-рабыни, женщины-затворницы, женщины — объекта купли-продажи. Не случайно Хамза Хаким-заде Ниязи написал тогда целый цикл стихотворений, посвященных 8 Марта и узбекским женщинам, вставшим на путь борьбы. В стихотворении «Голос женщины» он писал:
Нет, не забава для нас с душной порвать паранджою,
Время иное пришло, стали мы вольны душою.
Время не движется вспять — старого больше не будет!
Идеи Худжума были популярны среди молодежи и всей сознательной части населения. Высшая точка этого движения — 8 Марта 1927 г. По всем старым городам Туркестана прокатилась волна невиданных по численности митингов, главными участницами которых были женщины. В Фергане около 1500 узбечек, дехканок и горожанок, сбросили паранджу. В старом Самарканде — городе древних мечетей и минаретов, цитадели ислама — 8 Марта 1927 г. на площади Регистан 13 узбечек публично сбросили паранджи и сожгли их. «8 Марта 1927 г. в Узбекистане, — писала активистка женского движения тех лет А. Нухрат, — это одна из самых славных страниц в истории женского коммунистического движения на Востоке, самая интересная и яркая страница. В этот день действительно удалось поднять на ноги всю страну. «Лозунг «Долой паранджу!» вызвал на улицу тысячные массы ликующих, горящих энтузиазмом трудящихся мужчин и женщин. Он заставил выйти на улицу и темные силы национальных районов — баев, мулл, бывших манапов для того, чтобы эти последние с ненавистью и страхом увидели, как к ярко сверкающему на лазурном небе, ласковому весеннему солнцу поднимаются столбы черного удушливого дыма от костров, сжигающих паранджи, — мрачный символ рабства женщины»{54}.
В тот год в большинстве городов, аулов, кишлаков прошли многотысячные демонстрации. Женские и другие клубы, избы-читальни и красные кибитки были украшены лозунгами и флагами. Ташкент, Коканд, Самарканд, Андижан иллюминировались. На митинги и собрания в города и крупные селения стекались женщины и мужчины из соседних и дальних кишлаков. Никакие угрозы и уговоры ишанов и мулл не смогли нарушить праздничного настроения и участия широких масс в праздничных шествиях, собраниях, вечеринках и играх. Массовое движение женщин за снятие покрывала продолжилось и в Международный праздник 1 Мая, когда снова тысячи узбечек сбросили и сожгли паранджи. Всего с марта по май 1927 г. покрывала сбросили свыше 90 тыс. узбечек.
Худжум было героическим движением. Новому было нелегко побороть освященные шариатом патриархальные устои. Сотни женщин погибли или были искалечены. Но борьба продолжалась. Советский востоковед Н. А. Смирнов писал в те годы: «И если, несмотря на угрозы близких, женщина раскрывается, то это происходит не в результате административного давления или предписания, как это мы наблюдаем на зарубежном Востоке, а в силу культурного подъема, в силу пробудившегося в женщине сознания своих прав на другую жизнь, совершенно не похожую на ту, которой она жила до сих пор»{55}.