Как видим, номенклатура внутрисемейных имен не очень широка по сравнению с именами общественно-бытовыми, зато они были весьма популярны и повторялись во многих семьях. Именно этим можно объяснить их широкую распространенность. Так как семья была относительно замкнутой социальной ячейкой, одинаковые имена никому не мешали, они не несли широкой различительной функции, хотя в личной жизни каждого члена семьи они были первичными и основными. У этих имен были свои уменьшительные и ласкательные формы вроде Бычок, Волчонок, Козуля и др., которыми и пользовались внутри семьи. Когда человек вырастал и выходил за пределы семьи, он начинал пользоваться полным именем. Однако одного внутрисемейного имени ему было уже недостаточно, и он стихийно становился обладателем второго имени-прозвания, которое не было чем-либо обязательным, но оно почти всегда сопровождало основное имя в различных ситуациях: Шумило Швец, холоп (1609 г.), Пятой Моромец, стрелец (1607 г.), Первуша Черепан, крестьянин (1629 г.); черепан — житель Череповца.
В документах, относящихся к древней истории нашей страны, встречается также множество лиц с одним-единственным именем: общеизвестны, например, выдающиеся градостроители и зодчие древности — мастера Миронег и Ждан (XI в.), мастер Милонег (XIII в.), зодчий Барма (XVI в.) и др. Словарь Н. М. Тупикова также включает ряд однословных имен: Бортень, холоп (1462 г.), Драка, литовский крестьянин (1456 г.). Не исключено, однако, что это были не единственные их имена и что история просто не донесла до нас их полного именования.
С введением христианства внутрисемейные имена стали активно вытесняться церковью. Именно их, а не общественно-бытовые прозвания церковь старалась заменить новыми, иноязычными именами. Известно, однако, что в течение долгого времени древнерусские личные имена не выходили из употребления, а сосуществовали вместе с христианскими вплоть до XVIII в. Н. М. Тупиков приводит примеры из документов Северо-Западной Руси XVII—XVIII вв.: Алмаз Иванов, Важен Микитин. Он указывает на употребление таких имен даже у высших классов: князь Воин Михайлович Кропотин, дворяне Беспута Сабуров, Второй Буйков, Дивей Уколов, боярские дети Дорога Сумароков, Мясоед Левонов, Нелюб Оксенов, Нечай Петров и др.
Насколько сложны были именования на рубеже XVI—XVII вв., может показать следующая запись: Иван Котунин, а прозвище Смиряй (1584 г.); он же упоминается далее как Смиряй Гордеев с[ын] Котунин. Здесь совместились у одного лица два имени: русское бытовое Смиряй и христианское Иван; Котунин — патроним от прозвища отца, оно же семейно-бытовое прозвание, Гордеев — семейное прозвание от христианского имени Гордей.
Общественно-бытовые прозвища отчасти напоминают внутрисемейные личные имена наших древних россиян. Разница в том, что одни давались при рождении, другие — уже взрослым людям. Если человек, вырастая, сохранял свое внутрисемейное имя, он неизменно начинал пользоваться и другим именем, которым называлась вся семья, либо прозвищем, которое он получал вдобавок к внутрисемейному. Пользоваться одним именем, да к тому же таким, которое постоянно повторялось у других, было неудобно. Отсюда и выросла эта необходимость иметь два имени. Общественно-бытовые прозвания присваивались взрослым людям преимущественно в трудовом коллективе. Естественно, что в разных частях страны такие прозвания были связаны с различными говорами, наиболее типичными местными условиями, историческими событиями, отражали специфику местных народных промыслов и т. д., они включали огромное число названий предметов и явлений окружающей среды, а также определений, связанных с профессиональной деятельностью и социальным положением именуемых. Общественно-бытовые имена-прозвища предназначались для широкого круга людей. Они должны были выполнять различительную функцию, и это предъявляло к ним особые требования. Они должны были быть оригинальными, не повторяющимися в любой обстановке, куда человек в течение своей жизни мог попасть.