— Она лишь подтвердила то, что мне уже было известно, мистер Гиллспи, так будет точнее.
— Что же именно?
— Кто совершил убийство, — ответил Тиббс.
Гиллспи вновь отложил обрубок.
— Ну, тут я тебя опередил. А теперь вот что, если хочешь навестить своего дружка Сэма, ты найдешь его в первой камере отсюда.
Вирджил Тиббс обратил на Гиллспи взгляд, полный изумления и недоверия, а затем перевел глаза на окно, собираясь с мыслями.
— Сэма Вуда? — спросил он, словно это было выше его понимания.
— Совершенно верно, — ответил Гиллспи.
Тиббс в молчании опустился на стул.
— Сэр, — наконец произнес он, стараясь не задеть Гиллспи, — я знаю, вам не хочется этого слышать, но мой долг сказать, что я думаю. Невиновность мистера Вуда совершенно очевидна. И вы можете сами создать препятствия вашему продвижению по службе, если оставите его под арестом. — Он выждал паузу и устремил на Гиллспи твердый взгляд темно-коричневых глаз. — Видите ли, сэр, у меня нет никаких сомнений, что вы арестовали не того человека.
Глава 10
Еще мальчиком, с тех пор как он себя помнил, Билл Гиллспи был значительно крупнее своих сверстников — и соседских ребят, и школьных приятелей. Поэтому он мог диктовать правила игры и навязывать свою волю более слабым. К его чести, Гиллспи не превратился из-за этого в драчуна и не задирал тех, кто, по всей видимости, не испытывал к нему расположения. Но привычное первенство лишило его одного из самых необходимых качеств — житейской гибкости. Он и сам понимал, что дипломат из него никудышный, и время от времени бывал этим обеспокоен.
Ночью, после того как он арестовал Сэма Вуда по подозрению в убийстве, эта мысль тревожила его особенно сильно. Гиллспи метался в постели, переворачивался с боку на бок и колотил подушки, остававшиеся молчаливыми и безучастными. Наконец он встал и сварил себе кофе. Перед глазами неотступно стояла сцена, происшедшая днем в его кабинете: еще ни один человек не встречал натиск Билла с такой выдержкой, и он испытывал невольное восхищение Сэмом Вудом. Разумеется, выигрыш, как и всегда, остался за Гиллспи, но теперь его стали одолевать мучительные сомнения; они все надвигались и надвигались, пока не стали казаться ему какими-то бесконечными римскими фалангами. Больше всего его беспокоила настойчивая уверенность Вирджила Тиббса в том, что Сэм Вуд невиновен. Гиллспи не собирался придавать слишком большого значения словам черномазого сыщика и совершенно ясно дал ему это понять, но в то же время помнил, что следователь из Пасадены чересчур часто оказывался прав. Гиллспи чуть ли не молился, выпрашивая у Господа серьезную, бесспорную и прочную улику, поддерживающую его версию. Что скрывать, ему нравился Вуд, хотя он никогда и не думал, будто Сэм классный полицейский, но к убийцам Гиллспи испытывал глубокое отвращение, а Сэм Вуд был убийцей, он в этом уверен.
Правда, Вуд отказывался от всего наотрез, а кроме того, на его стороне был Вирджил. Гиллспи снова лег в постель и забылся тяжким сном человека, чувствующего себя виноватым. Утром его настроение не улучшилось, и он впервые отправился на службу с мыслью, что зря принял назначение, к которому был не совсем подготовлен.
Уже в дежурке ему почудилось, что в воздухе разлита какая-то напряженность. Пит встретил начальника с обычным почтением, но слова приветствия показались Гиллспи пустыми, словно яичные скорлупки. На столе в кабинете его ожидала пачка утренней почты. Напустив на себя деловой вид, Гиллспи уселся и принялся ее просматривать. Он пробегал строчку за строчкой, а тем временем в его голове складывалось решение: он еще раз проверит доказательство, которое у него на руках, и если найдет какое-то другое удовлетворительное объяснение, что же, он подумает, нельзя ли освободить Сэма. В глубине души Гиллспи понимал: при таком повороте он в любом случае многое потеряет в глазах окружающих, но мысль о том, что его поступки будут продиктованы справедливостью, все же принесла ему некоторое облегчение.
Вскоре до его слуха стало доходить, что в дежурке творится нечто необычное. Гиллспи слышал незнакомые голоса, и ему показалось, что он уловил и свое имя. Он был бы не прочь выйти и узнать, в чем дело, но его положение требовало, чтобы он не проявлял интереса, пока его не попросят.
Ждать пришлось недолго. В дверях показался Арнольд и остановился на пороге, стараясь обратить на себя внимание.
— Сэр, — сказал он, — тут пришли с жалобой, и мне кажется, вам нужно разобрать ее самому, то есть я просто уверен в этом. Привести их сюда?