— Ее любили здесь, в Карне? Шейн Хект нежно засмеялась.
— В Карне никого не любят… а ее и вовсе мудрено было любить… По воскресеньям она носила черный креп… Простите, но неужели это у низших классов так заведено? Горожанам, думаю, она нравилась. Они обожают перебежчиков из Карна. Но чего же ожидать — она ведь была сектантка какая-то.
— Баптистка, по-моему, — недолго думая сказал Смайли. Шейн с непритворным любопытством поглядела на него.
— Как мило, — проворковала она. — Скажите-ка мне, кто вы такой?
Смайли отшутился — безработный, мол, — беспокойно подумав, что чуть-чуть не стал рапортовать ей, как маленький мальчик большой тете. Сама уже ее безобразная внешность, размеры, голос в сочетании с даром изощренного злословия имели опасное свойство подчинять собеседника. Смайли невольно пришло на ум сравнение с Филдингом. Но для Филдинга окружающие почти не существуют, а для Шейн Хект они существуют — существуют затем, чтоб их подвергнуть тщательным пробам на светскость, уличить, осмеять, отсеять, уничтожить.
— Я прочла в газете, что отец ее весьма состоятелен. Северные нувориши, второе поколение. Просто замечательно, как не развращена она была… как естественна… Ведь вовсе же не обязательно ей было ходить в прачечную или водиться с нищими… Хотя, конечно, у северян свои обычаи, неправда ли? На всем пространстве от Ипсвича до Ньюкасла вы не наберете трех приемлемых семейств. Вы откуда сами, вы сказали?
— Из Лондона.
— Как прелестно. Я однажды была на чае у Стеллы. Сразу же молоко… в индийский чай. Все так по-другому. — И, быстро взглянув на Смайли, Шейн проговорила: — Знаете ли, что я вам скажу? Она вызывала во мне восхищение — так нестерпима мне она была. Стелла была из тех утомительных, куцых снобов, для которых одни только убогие праведны. — И, улыбнувшись, Шейн добавила: — Я даже согласна была с Чарльзом относительно Стеллы Роуд — а это уже кое о чем говорит. Если вас занимают наблюдения над родом человеческим, то пойдите-ка понаблюдайте Чарльза. Контраст между нами разителен.
Но в этот момент к ним подошла сестра Д'Арси — костистая, мужеподобная, с неопрятно взбитой седой прической и надменным, хищнозубым ртом.
— Доротея, милочка, — проворковала Шейн, — какой чудесный у вас прием. Как вы добры. И так увлекательно встретиться с лондонцем, вы не находите? Мы разговаривали о похоронах бедной миссис Роуд.
— Что ж, пусть у Стеллы манеры ни к черту не годились, но зато беженцам, Шейн, она сделала много добра.
— Беженцам? — невинно переспросил Смайли.
— Да. Она собирала для них одежду, мебель, деньги. Одна из тех немногих преподавательских жен, что не на словах лишь помогают мне. — Доротея колюче покосилась на Шейн Хект, но та глядела мимо нее, улыбалась милостиво мужу. — Деловитая была, как пчелка. Не боялась засучить рукава, не гнушалась ходить от дома к дому. И единоверок своих впрягла в дело, и массу всего собрали. Этого, знаете ли, у них не отнимешь — духом они крепки. Феликс, еще хересу!
В обеих комнатах насчитывалось десятка два гостей. Но Смайли, слегка опоздавший, застрял в группе из восьми человек, вставших поближе к дверям; здесь стояли Д'Арси с сестрой, Чарльз и Шейн Хекты, молодой математик Сноу с женой, викарий из Аббатства и сам Смайли, смущенно-подслеповатый в своих очках. Войдя, Смайли быстро огляделся по комнатам, но Филдинга нигде не было и следа.
— …Да, — продолжала Доротея Д'Арси, — деятельная была на диво… вплоть до самого конца. В пятницу я вместе с этим попом из крытой жестью молельни — с Кардью — зашла туда домой прибрать не отосланные вещи для беженцев. Ни вещички не валялось — все запаковано в бумажный мешок, увязано, и адрес написан; нам оставалось только отправить на почту. Чертовски дельная работница она была, скажу вам. И на благотворительном базаре отлично поработала.
— Да, да, милочка, — сладко сказала Шейн Хект. — Помню хорошо. В тот день я представила Стеллу леди Солей. На Стелле была премиленькая шляпка — та, что она по воскресеньям надевала. И такая Стелла была почтительная. К леди Солей обращалась: «миледи». Как в средние века, — выдохнула Шейн, повернувшись к Смайли, — вы не находите, голубчик? Мне эта вассальность всегда так нравится: так мало нас осталось.
В углу математик и жена его разговаривали с Чарльзом Хектом, и спустя несколько минут Смайли, отманеврировав от Доротеи, присоединился к ним.
У юной Энн Сноу было курносое, несколько прямоугольное, миловидное лицо. Муж ее был высок и худ, с приятной сутулиной. Бокал с хересом он держал в своих тонких прямых пальцах, как химическую реторту, а когда говорил, то обращался, казалось, к этому бокалу, а не к слушателю. Смайли приметил чету Сноу еще с похорон. Хект стоял румяный и насупленный и посасывал трубку. Разговор шел о том о сем; его заглушал шумный обмен мнениями по соседству. Немного погодя Хект отошел и, по-прежнему сердито и отчужденно хмурясь, встал в нарочитом одиночестве у двери.