Выбрать главу

«Герб Солеев» был ему глубоко противен. Заабажуренный свет в холле типичен для всего тут: плох, старомоден, чопорен. Как официанты здешние, как приглушенные голоса в диванной, как этот однокомнатный отвратный номерок с позлащенными и голубыми вазами и с гобеленами в рамках, изображающими сад в Букингемшире.

В комнате стоял ледяной холод: должно быть, горничная открывала окно. Он сунул шиллинг в щель счетчика, зажег газ. Пламя брюзгливо вспузырилось и погасло. Смайли оглядел комнату — не найдется ли где писчей бумаги. К его немалому удивлению, таковая отыскалась в ящике письменного стола. Смайли переоделся в пижаму и халат и, ежась, полез в постель. Посидев там зябко минут пять, он встал, принес пальто и постлал поверх стеганого одеяла. Пальтомот холода спасаюсь…

Как там у нее в показании? "И мне спасибо скажут, моя голубка скажет, а бусы я взяла для святых, а пальто взяла — пальтом от холода спасаюсь…" Пальто это дали Стелле в среду, для беженцев. По смыслу показания резонно бы предположить, что Джейни и пальто из теплицы, и бусы с тела похитила в одно время. Но ведь в пятницу утром Доротея Д'Арси побывала там — да-да, с мистером Кардью, — и вот что она говорила сегодня: «Ни вещички не валялось — все запаковано в посылочный мешок, увязано, адрес написан… Чертовски дельная работница, скажу вам…» Но тогда почему Стелла и пальто не вложила в посылку? Если все прочее запаковала, то почему пальто оставила?

Или же Джейни украла пальто еще днем, прежде чем Стелла упаковала вещи? Если так, то как будто лишний довод, что не Джейни убила. Но нет, не так. Ибо совершенно невероятно, чтобы Джейни днем украла пальто, а вечером того же дня вернулась снова. — Начни сначала, — пробормотал Смайли не то себе в поучение, не то листку бумаги на коленях, украшенному гербом Солеев. — Джейни украла пальто одновременно с бусами, то есть когда Стелла была уже мертва. Отсюда следует, что либо пальто не было упаковано с прочей одеждой, либо же…

Либо что? Либо же кто-то другой — не Стелла Роуд — запаковал вещи уже после смерти Стеллы, но прежде, чем Доротея Д'Арси и мистер Кардью пришли утром в пятницу к Роуду домой. Но за каким бы дьяволом, подумал Смайли, понадобилось кому-то заниматься этой упаковкой?

В проводимых Смайли изысканиях — будь то среди инкунабул безвестного поэта, будь то среди кропотливо собранных обрывков разведданных — одним из кардинальных его принципов было не заходить за пределы четко доказанного. Не придавать фактам, логически раскрытым, не свойственного им значения. Поэтому Смайли не стал распространяться и расширять сделанное им примечательное открытие, а занялся самым неясным из всего — мотивом убийства.

Он стал записывать:

«Доротея Д'Арси. Затаила обиду после фиаско с беженцами. Как мотив убийства — явно жидковато». Но почему она, однако, так разливалась в похвалах Стелле?

«Феликс Д'Арси. Негодовал на Стеллу Роуд за несоблюдение карнинских норм поведения. Как мотив убийства — смехотворно, Шейн Хект — ненависть.

Теренс Филдинг. В разумном, здравом мире — ни малейшего мыслимого мотива».

Но разве здоров и разумен мир Карна? Из года в год они должны жить в том же замкнутом кругу, говорить все то же и все тем же окружающим, петь все те же славословия. Ни денег у них, ни надежды. Мир меняется, меняются моды; женщины Карна следят за модой издали, ушивают платья, закалывают волосы, и с каждым новым глянцевитым модным журналом подбавляется в них ненависти к мужьям. Шейн Хект — не она ли убила Стеллу Роуд? Не таится ли в бесплодно-всеведущей и дебелой ее туше не только ненависть и зависть, но и храбрость, требуемая для убийства? Не боялась ли она за тупицу мужа, не опасалась ли, что способный Роуд его обскачет? Так ли уж ее в действительности возмущало, что Стелла не хочет участвовать в крысиных гонках — состязаться в светскости?

Ригби прав — знать это невозможно. Чтобы понять их, надо самому быть нездоровым, быть пациентом здесь, пробыть не два-три дня, а годы, пролежать на одной из рядами поставленных белых коек, узнать запахи их пищи и алчность их взглядов. Надо слышать, самому быть участником, знать их правила и разбираться в проступках. Здешний мир втиснут в рамки уродливых условностей — мирок слепой, ханжеский, но реальный.

Но кое-что бросается в глаза: странная спайка между Феликсом Д'Арси и Филдингом, несмотря на обоюдную неприязнь; нежелание Д'Арси говорить о ночи убийства; то, что Филдинг явно предпочитал Стеллу Роуд ее мужу; презрение Шейн Хект ко всем вокруг.

Шейн не шла у Смайли из ума. Если бы мир Карна подчинялся логике и кто-то обречен был умереть, то ясно, что обречена была бы Шейн Хект. Она — ходячая кладовая чужих тайн, у нее безошибочный нюх на людские слабости. Разве не вывела она даже Смайли на чистую воду? Не уязвила Смайли этой его горе-женитьбой, не поиграла с ним, как кошка с мышью? Да, уж если кого убивать, то ее.

Но почему, черт побери, убили Стеллу? Почему и как? Кто запаковал затем посылку? И для чего?

Он пробовал уснуть и не смог. Наконец, когда часы на башне пробили три, он снова включил свет и сел в постели. В комнате заметно потеплело, и Смайли было удивился, неужели это среди ночи включили центральное отопление, бездействовавшее весь день. Но тут до его слуха дошел шум дождя на дворе; он подошел к окну, раздернул гардины. Лил дождь, к утру весь снег смоет. По дороге неспешно шли двое полицейских. Слышно было, как они чавкают башмаками по тающему снегу. Под уличным дуговым фонарем блестели их мокрые плащи.

И вдруг в мозгу у него прозвучал голос Ригби: «Повсюду кровь. Убийца наверняка был сплошь захлестан кровью». Затем Юродивая Джейни замаячила на лунном снегу, и слова: «А Джейни видела… серебряные крылья, как у рыбы… его мчал ветер… а кто из них видел, как дьявол летает..» Ну конечно же — в посылку! Он долго стоял у окна, глядел на дождь. Потом наконец успокоенно вернулся в постель и уснул.

Все утро он пытался дозвониться до мисс Бримли. Каждый раз отвечали, что ее нет, а что ей передать? Ничего. В конце концов часам к двенадцати он дозвонился.

— Джордж, не сердитесь бога ради, здесь миссионер один проездом — пришлось съездить взять интервью, а днем сегодня конференция баптистов. Оба материала даем в номер. Нельзя ли завтра, с самого утра?

— Отчего же, — сказал Смайли. — Конечно, можно. Особой спешки с этим нет. И все равно сегодня еще надо один-два пункта до выяснить.

Глава 12

НЕУЮТНЫЕ СЛОВА

В автобусе было занятно. У кондуктора, человека весьма сердитого, имелось что сказать на тему об автобусной компании и почему она терпит убытки. Смайли его легонько подзадоривал, и он излил всю душу, успев за дорогу до Стерминстера обратить правление Дорсетской и Всеобщей транспортной компаний в стадо обуянных бесами свиней, прущих в пропасть добровольного банкротства. Кондуктор объяснил Смайли, как пройти к ветеринару, и, сойдя в крохотном Стерминстере, Смайли уверенно направился к домикам, стоящим кучкой в четверти мили за церковью, на Оукфордской дороге.

У него было скверное чувство, что вряд ли мистер Гарриман ему понравится. Настраивало против Гарримана уже то, что Д'Арси определил его как личность, возвышающуюся над уровнем среды. Смайли не возражал против общественных градаций, но предпочитал устанавливать их сам.

На столбе у ворот табличка: «Стерминстерский питомник. Владелец С. Дж. Рид-Гарриман, ветеринарный врач. Разведение овчарок и охотничьих собак. Лечебница».

Узкая дорожка ведет в глубь двора. Всюду сушатся простыни, белье, рубашки — защитного главным образом цвета. Густо пахнет псиной. Ржавый ручной водонаборный насос, на нем навешано с десяток собачьих поводков. И девочка стоит и грустно смотрит, как Смайли пробирается к дверям по густой грязи. Дернул за проволоку звонка, подождал. Опять дернул, девочка сказала:

— Не работает. Поломано. Сто лет, как поломано.

— Дома есть кто-нибудь? — спросил Смайли.

— Пойду погляжу, — равнодушно ответила девочка и, обозрев Смайли напоследок, скрылась за домом. Потом за дверью послышались шага, дверь отворилась.

— Честь имею! — У Гарримана песочного оттенка волосы, усы. Защитная рубашка, защитный галстук чуть посветлей; военные старые брюки навыпуск и твидовая куртка с кожаны ми пуговицами.