И Эльса, и Филдинг глядели теперь на Смайли — она в ужасе, а Филдинг недвижно, бесстрастно.
— Если таков ход их мыслей, — проговорил наконец Филдинг, — то как, по их мнению, мог я знать, что Роуд в тот вечер забудет портфель и вернется за ним?
— Ну, да ведь им известно, что Стелла назначила свидание, ждала вас в тот вечер, после ужина у вас, — сказал Смайли небрежно, словно упоминая о скучной детали, — она, кажется, любила такие хитросплетения.
— Назначила? Откуда это известно?
— Роуд показал, — продолжал Смайли, — что, когда прощались с вами, портфель был у Стеллы — она его в руке держала. А когда пришли домой, портфеля у нее не оказалось; она вспылила, накинулась на мужа. Заставила его вернуться за портфелем. Вывод отсюда вам ясен?
— Кристально, — отозвался Филдинг.
И Смайли услышал, как Эльса прошептала в ужасе: «Джордж!»
— Иными словами, когда Стелла, теша свою злобную на туру, придумала трюк с портфелем, вам увиделся удобный случай убить ее, а вину свалить на мифического бродягу, а не удастся на бродягу, тогда на Роуда — вы подготовили и вторую линию обороны. Предположим, что вы еще до этого замыслили убийство. Задумали скорей всего нагрянуть туда в один из вечеров, когда у Роуда допоздна занятия. Приготовили сапоги, плащ, даже кабель похитили у Роуда из кабинета — все это чтобы навести полицию на ложный след. Но вот Перкинс принес портфель, и какая вам открылась редкая возможность! Стелла требует свидания — вы уговариваетесь, что она оставит портфель для этой цели… Боюсь, что именно таков ход мыслей следствия. Притом они ведь знают, что убил не Роуд.
— Откуда знают? Как могут они это знать? Он же не может доказать свое алиби.
Смайли, казалось, не слышал. Он глядел на бархатные тяжелые шторы окна, беспокойно колышущиеся.
— Что там? Что вы там увидели? — встрепенулся Филдинг, но Смайли не отвечал.
— Знаете, Филдинг, — сказал он наконец, — людская сущность неясна для нас, темна постоянно, тут не выведешь истины, формулы, которая подошла бы к каждому из нас. Ведь среди нас есть и никакие — поразительно текучие, переменчивые, как хамелеоны. Я где-то читал о поэте, который купался в студеных родниках, чтобы контрастом, холодом пробудить самоощущение, подтвердить себе свое существование. Можно бы сказать, что такой пасынок мироздания должен подставлять себя палящему солнцу, чтобы увидеть свою тень и ощутить, что жив.
Филдинг нетерпеливо отмахнулся.
— Откуда вам известно, что не Роуд виновен?
— Люди этого склада — а и такие водятся, Филдинг, — знаете, в чем их секрет? Они в душе не ощущают ничего — ни радости, ни боли, ни любви, ни ненависти, и своего бесчувствия они стыдятся и страшатся. И от стыда, от этого стыда, Филдинг, бросаются в причуды, в красочные крайности, словно в ледяную воду.
Надо же им как-то ощутить себя, без этого они — ничто. Мир видит в них позеров, сумасбродов, лжецов или, если угодно, сладострастников. А на деле они — живые мертвецы.
— Откуда вам известно, что не Роуд? Откуда? — крикнул Филдинг с гневом в голосе, и Смайли ответил:
— Я скажу вам.
— Если это Роуд убил, то он давно уже спланировал все. Плащ, сапоги, сложный временной расчет, Перкинс и портфель — свидетельства того, что все обдумано задолго до убийства. Конечно, можно бы спросить: если так, то зачем вообще ему было участие Перкинса, почему бы не носить весь день портфель с собой! Но это пусть. Давайте проследим за его действиями. Из гостей он отправляется домой вместе с женой, умышленно забыв портфель. Проводив жену домой, он приходит опять к вам за портфелем. Кстати, оставлять у вас портфель было делом рискованным, (Не говорю уже о том, что естественно было бы Роуду в таком случае хоть запереть этот портфель.) Жена ведь могла бы заметить, уходя, что Роуд не взял портфеля, или вы могли бы напомнить, или мисс Трубоди, но, к счастью для Роуда, никто не заметил. Итак, берет портфель, поспешно возвращается домой, убивает жену, действуя в качестве неизвестного бродяги. Вложив плащ, сапоги и перчатки, увязав посылку, заметя следы, выходит из дому. Воз можно, замечает с тревогой Юродивую Джейни, но все же, выйдя на дорогу, уже в качестве Стэнли Роуда затем возвращается в дом. А пятью минутами позднее он уже в доме у Д'Арси. С этого момента он в течение двух суток находится под непрестанным надзором. Вы, возможно, Филдинг, этого не знали, но полиция нашла орудие убийства — в придорожном кювете, в четырех милях от Северных полей. Нашла по прошествии всего лишь десяти часов, задолго до того, как Роуду могла бы представиться возможность закинуть кабель в тот кювет.
И вот в чем тонкость, Филдинг, загвоздка непреодолимая. Орудие-то, думаю, могло бы оказаться и подложным. Роуд мог бы набрать волос у жены с гребня, прилепить их к кабелю, смочив человеческой кровью, и подбросить в кювет еще до совершения убийства. Но кровь он мог взять только свою, а у него группа крови другая. Кровь же на кабеле — той же группы, что у Стеллы. Так что это отпадает. Есть и поконкретней указание, касающееся посылки. Ригби вчера опросил мисс Трубоди. В день убийства, в среду утром, она, оказывается, звонила Стелле Роуд по телефону. По вашей просьбе позвонила, Филдинг, и передала, что утром в четверг ученик доставит на Северные поля кое-какую старую одежду и, пожалуйста, пусть Стелла не запечатывает до тех пор посылку… Чем пригрозила Стелла вам, Филдинг? Что пошлет в школу, где вы будете работать, анонимное письмо?
Затем Смайли, коснувшись руки Филдинга, проговорил: — А теперь идите, бога ради, идите. Времени очень мало. Уходите — ради Адриана.
И Эльса Бримли прошептала что-то невнятное.
Филдинг словно не слышал. Сидел, откинув назад величавую голову, полузакрыв глаза, не выпуская все еще бокал из толстых пальцев.
И звонок в передней прозвучал, как женский вопль в пустом доме.
Смайли не смог бы сказать, что это грохнуло ему в уши — не то Филдинг, вскакивая, ударил руками об стол, не то с таким шумом упал опрокинутый им стул. А возможно, и не в уши вовсе, а в глаза ударила резкость, полная внезапность движения, когда Филдинг, за миг перед тем оцепенело сидевший, вдруг метнулся прочь. Но Ригби схватил его за правую руку и сделал с этой рукой что-то, вынуждая вскрикнувшего от боли и страха Филдинга повернуться всем корпусом снова к столу. Затем Ригби произнес обычные слова, и полный ужаса взгляд Филдинга упал на Смайли.
— Ради бога, остановите его, Смайли, не велите ему! Они меня повесят. Повесят. Повесят!.. — кричал он опять и опять это слово, пока вошедшие с улицы детективы не вывели его и не втолкнули бесцеремонно в автомобиль.
Смайли глядел, как машина отъезжает по мокрой мостовой, едет не спеша, выбирая, где нет луж. Вот скрылась из виду. Долго еще стоял он, глядя вслед, и прохожие удивленно смотрели на него или туда же, куда он, в даль дороги. Но ничего там не было. Лишь тускло освещенная улица и движущиеся по ней тени.