— Отлично! — воскликнул Войтех Матейка и зааплодировал.
Доктор Чернох вздрогнул, выронил сигарету и стал похлопывать пальцами одной руки по ладони другой.
Матейка налил в хрустальные бокалы красного вина.
— Ваше здоровье, Марта, — сказал он тихо. — Если бы не вы, в Опольне было бы пусто!
— Если бы не вы, Войтех! — ответила она, пригубила вино, и ее темные глаза заблестели (возможно, от вина, а может, игра света или какая-то тайная мысль). — Без вас Опольну невозможно представить ни сейчас, ни через сто лет.
— Верно, — согласился доктор Чернох. — Даже когда забудется все-все. И неудачники вроде Рамбоусека.
— Неудачники? — переспросила Марта. — Неужели еще кто-нибудь…
— Да нет. — Доктор Чернох махнул рукой. — Никто. Тронутый старикашка дерзнул посягнуть на искусство! А безрассудная, невежественная молодежь вознесла его до небес. Низкопоклонники! Льстецы! Чтобы прославиться, превозносили этого олуха сапожника!
— Пан доктор, ну зачем вы так, — заговорила она, — о мертвых плохо не говорят…
— О Рамбоусеке нужно так говорить, — отрезал доктор Чернох.
Войтех Матейка тихо засмеялся. Марта удивленно взглянула на него.
— Вы же не знаете. — Он закивал головой. — Марта, я вам кое-что расскажу, открою секрет, почему Камил так не любил Рамбоусека. Тут две причины, Марта… Во-первых, когда мой друг Камил Чернох уехал учиться, наш общий друг Болеслав Рамбоусек отбил у него девушку. И женился на ней. Я не смог этому воспрепятствовать, Марта. А во-вторых, на последнюю выставку в Праге Рамбоусек послал нелепое страшилище, невероятно похожее на Камила. — Он снова тихо рассмеялся.
Доктор Чернох покраснел.
— Надеюсь, вы не верите этому.
— Насчет девушки?
— Нет. Насчет страшилища.
— Почти поверила, пан доктор.
— Какая нелепость!
— Давайте выпьем и не будем ссориться! — воскликнул Войтех Матейка. — Марта права. Помянем его!
Зазвонил телефон. Войтех Матейка поднялся, прошел в другой конец мастерской к рабочему столу — там среди ваз с кистями, полупустых тюбиков, бутылок с разбавителями и прочих атрибутов его профессии скрывался аппарат.
— Матейка… Да. Я слушаю.
Он долго молча слушал; доктор Чернох наклонился к Марте Шустровой:
— Когда будет следующий концерт — ваш и пани Калабовой?
— Наверно, в октябре. Когда у нее поубавится работы.
— Мы все ждем с нетерпением.
— Пан доктор, это скорее дружеские вечера, а не концерты.
Чернох покачал головой.
— А мне, пожалуй, пора. Вы, наверное…
— Мы пойдем вместе, пан доктор.
— Нет, нет. Вы знаете, Войтех… Вы единственная. Ваш муж был достойный, редкий человек. Мы все весьма уважали его. Но Войтех вас боготворит, — настойчиво шептал он. — И вы тоже хорошо к нему относитесь. Вы должны выслушать его. Хотя бы раз… Когда-нибудь… Сегодня…
Она улыбнулась печально.
— Мы пойдем вместе, пан доктор. Об этом когда-нибудь потом.
Он замахал обеими руками и взял сигарету.
— У меня гости, — говорил Матейка в трубку. — Доктор Чернох. Пани Шустрова. Ну конечно, да. Она играет нам.
— Гости уходят, — громко произнес Чернох и поднялся.
— Хорошо, через полчаса. Позвоните. Спасибо. — И положил трубку. Кашлянул. Словно задумался о чем-то. Он был бледен.
— Кто это? — поинтересовался доктор Чернох.
— Покупатель из Праги. Сын этого… как его, слесаря Краля. Он в Опольне проездом. Ночует здесь в гостинице, а утром уедет куда-то в Польшу. Хочет взглянуть на картины…
— Покупатель — прежде всего, — сказала Марта Шустрова. — Хотя бы и в полночь. Доброй ночи, Войтех. И поскорее ложитесь спать.
Стемнело. На пустынной опольненской площади вспыхнули голубоватым холодным светом фонари и осветили темные окна ресторана «Рыхта», в этот день не работавшего; ночные бабочки трепещущим роем мелькали в голубом сиянии фонарей, две кошки сиротливо пересекли площадь.
Спросить дорогу было не у кого, поэтому Экснер зашел в отделение, выпил стакан воды и узнал, что погребок при замке открыт до часу, — на случай, если он проголодается.