— Собирайся и уходи, ради бога, уходи! Сегодня ты не можешь здесь оставаться!
Было уже далеко за полночь. Зузана, как обычно, вернулась после концерта поздно, веселая и болтливая, — а я ее ждал.
Раньше она находила это восхитительным. Нормальным и естественным.
— Пока ты ждешь, можешь согреть мне тапочки, — смеялась она.
Неправда, что мы не были счастливы. Но когда все рушится, это в счет не идет. И из двоих всегда должен найтись кто-то один, кто отрекся бы от всего. Для того чтобы другой мог, с сожалением вспоминая, подводить итоги.
— Ты еще здесь?
— Ухожу, — сказал я.
Я собирался идти спать. Но Зузана опередила меня, ворвалась в мою каморку и начала без разбору выбрасывать вещи, книги, пластинки, одежду.
— Забирай все, забирай!
— Ты с ума сошла!
— Нет, я именно не хочу сойти с ума!
— Завтра…
— Я не хочу, чтобы у нас с тобой было еще какое-то завтра, ясно? И я отлично понимаю, почему твоя бывшая жена решила развестись с тобой!
Тут наконец и мои нервы не выдержали.
— Геду сюда, ради бога, не впутывай!
(В ту ночь я, естественно, от Зузанки не переехал. Только через три дня.)
10
— Чего уставился? — вывел меня из оцепенения голос Бубеничека. Из бара сюда, в кабинет Бонди, доносился звук включенного на полную мощность магнитофона. Это пани Махачкова служила благодарственную мессу в честь маэстро Пилата.
«Любовь… играет кровь… ты со мною вновь…» — пел Милонь.
Вот для кого легко писать тексты! Главное, чтоб было побольше гласных, — и восторженные поклонницы будут штурмом брать прилавки в магазинах «Супрафона».
— Не ожидал, — покачал я головой.
Маска мумии на лице Бонди наконец ожила, и мешки на его щеках задвигались.
— Что это Колда?
— Ну да, — сказал Климеш, — мы тоже.
— А это точно?
Добеш печально взглянул на Бонди, и тот заговорил:
— Помнишь, как ты позавчера договаривался с Зузаной?
Я кивнул.
— Вы договорились на восемь, верно?
— Верно.
— Так вот, мы поехали в «Беседу», — объяснял Бонди, — да только все сорвалось. Одна готовая песня отпала — ее уже успели записать для телевидения парни из Брно. Я про это не знал.
— Ну и что?
— А то, — сказал Бонди, — что эта песня шла в самом начале, понял0
— Понял.
— Так что понадобилось ее заменить.
— И что дальше? — спросил я нетерпеливо.
— Подожди. У Зузаны был на телевидении контракт на шесть концертов в месяц, и строили мы их всегда так, что в начале шло что-то новое, а потом выборка из старых программ.
— Мгм, — я все еще не понимал.
— В ту субботу мы в «Беседе» должны были только репетировать, — тянул Бонди, — и тут я узнаю, что нашу песню записали в Брно и что эта программа будет показана в том же месяце, но на две недели раньше нашей. Тогда мы решили пустить что-нибудь новенькое. Зузана сказала, что у нее есть одна твоя песня на музыку Добеша.
— «День как любой другой»?
— Да, — сказал Бонди. — Тот текст, что ты дал ей после обеда. Во вторник ожидалась еще одна репетиция, и я сказал, что делать нечего, отложим до вторника, а мы с Добешем еще взглянем, как это вышло, и распустил ребят.
Понемногу до меня начинало доходить.
Бонди поколебался.
— Зузану отвез домой я… На своей машине. Приехали мы к ней где-то в полшестого. И без малого час я там пробыл. Зузана напела мне твою песню…
— А ты ей подыгрывал на фоно, — перебил я Бонди.
— Точно, — удивился он. — А ты откуда знаешь?
— Не важно, — махнул я рукой. — Продолжай.
Бонди невесело улыбнулся.
— Это все. Потом я поехал домой, а милиция говорит, что убийство произошло между восемью и девятью.
— Я звонил после восьми, — сказал я, — никто не подошел.
— Это еще не означает, — хмуро возразил Добеш, — что у Зузаны в тот момент никого не было.
— Даже если ее уже убили, — добавил Бонди.
— За что взяли Колду?
Бонди посмотрел на меня сочувственно.
— Наверное, его подозревают.
— Как и всех нас, я думаю, — усмехнулся я, — но вы-то, уважаемые, должны отлично знать, почему они подозревают Колду.
— Должны, — повторил Добеш. — Должны.
— Вы что, черт побери, не верите, что это не я убил Зузану?!
Бонди и Добеш смущенно переглянулись.
— Так верите вы мне или нет?!
— Не в этом дело, — застенчиво произнес Бонди, — ты спросил, за что взяли Колду?
— Да не тяни ты!
— Я не все тебе сказал, — покраснел деликатный менеджер, — я не хотел тебя того… ранить.
Глаза Бонди, которые он таращил на меня, были столь бесхитростны и совестливы, что я еле сдерживал желание врезать промеж них.