— Ну, ты никогда не был особенно крепким орешком, — отразил удар Бубеничек. — Но если уж тебя отпустили, то вряд ли это сделал ты.
— Да вроде нет, — согласился я.
— Хотя отпускают не всегда только невиновных, — осклабился Бубеничек. — Мое крайне скудное правовое сознание подсказывает, что временно освобождают и тех, против кого нет достаточных улик.
— Серьезно?
— Да, — ответил Бубеничек, — и такие люди действуют обычно из самых бескорыстных личных соображений.
— М-да, ты не просто раскусил, ты растер меня в порошок, — засмеялся я, — так и есть, так оно и есть.
И оказалось, что так оно и было. Но продолжить нам не удалось, потому что в бар ворвался диск-жокей Анди Арношт.
— Здорово, Честмир!
Это именно он каждый понедельник проводил здесь, в «Ротонде», дискотеки. Он втиснулся между нами, и Бубеничек почти брезгливо отсел. Вышибала считал Арношта и ему подобных презренными наэлектризованными паяцами. Ибо все они, по мнению Бубеничека, оглупляли молодежь примитивной мелодикой, тем самым закрывая ей путь к вершине познания — джазу.
— Привет, — отозвался я, и мы с Арноштом обменялись рукопожатием.
Разумеется, Арношта звали вовсе не Анди. Анди — это был его сценический псевдоним. На самом деле его звали Арношт. То есть Арношт Арношт. Я не знаю, досаждала ли Арношту Арношту эта злая шутка родителей в юные годы, но меня его псевдоним ничуть не трогал. Хотя бы уже потому, что диск-жокея Анди в свой черед ничуть не трогали чаяния и заботы какого-то Яна Новака.
5
Капитан уже не старался сохранить видимость благожелательности.
— Да не я это сделал-, не я!
— А ключи?…
Он как раз их рассматривал. Один обычный, штампованный ключ от подъезда, а второй — изящный, непривычно длинный — от квартиры.
— Это ваши ключи, которые вы сегодня хотели отдать Зузане Черной?
— Да.
— А дверь была заперта.
Они взяли у меня отпечатки пальцев. На ноже, говорят, таковых вообще не оказалось.
— Кто-то же должен был это сделать!
— Кто-то да, а я ее любил. Разве, когда расходятся, обязательно убивают?
— Случается, пан Бичовский, — ответил капитан, — хотя вам это, наверное, странно.
— Но тогда я не стал бы вас вызывать, — возразил я зло.
— Вы вызвали «скорую», — поправил меня капитан.
— Это одно и то же.
— Не совсем. Может, вы думали, что она жива. Что ее еще можно спасти.
— Так вел бы себя только сумасшедший.
— Вовсе нет, — сказал капитан. — Большинство убийц совершенно нормальны.
— Да, но я…
— А нормальный человек, — прервал меня капитан, — в состоянии аффекта может стать убийцей. Потом, испугавшись, остывает, задумывается. Чаще всего сбегает.
— Но я же не сбежал, — упорствовал я.
— А другие, поприличнее, — не сбился с мысли капитан, — поддаются панике. Могут позвонить в больницу. Или к нам. Смотря по ситуации.
— Так нельзя, — произнес я растерянно, — вы просто не имеете права так говорить!
— Успокойтесь, пан Бичовский. Если ваша совесть чиста…
Всегда, когда я влипал в какую-нибудь историю, это надолго выбивало меня из колеи. Совесть! Интересно, какая же у меня все-таки совесть. И какова ей цена. Вечером в постели я обычно снова проигрывал ситуации, из-за которых попадал в историю. И останавливал ленту воспоминаний всегда там, где нужно было сказать или поступить по-другому. Иначе не мог заснуть. И бывало, прокручивал все по три-четыре раза.
— Допустим, пан Бичовский, пока наш разговор был чисто теоретическим.
— Допустим.
И эти свои ответы, когда я наконец доберусь до постели — если, конечно, вообще доберусь, — я тоже прокручу.
— Значит, договорились? — сказал капитан.
Одна из теней, которые двигались поблизости, отвела капитана в сторону.
— Минутку, пан Бичовский.
Я остался в кухне один. Усталость нарастала во мне несколько медленнее страха. Что они обо мне знают? Что знают о Зузанке? А вообще-то я капитана понимал и где-то даже ему сочувствовал. Выпутаться из скверной истории мне всегда было непросто.
Капитан вернулся.
— Итак?
— Что? — спросил я.
— Может быть, вы надумали что-нибудь новенькое, пан Бичовский?
— Ничего нового я надумать не мог.
— Посмотрим.
— Пожалуйста, — усмехнулся я, — можете подключить ко мне детектор лжи.
— Однако, — весело заметил капитан, — богатая же у вас фантазия!
— С сыщиками я до сих пор был знаком лишь по книжкам.
— И что, я вам не нравлюсь?