— Ну ты…
— Исчезни, — повторил я.
И оскорбленный Милонь послушно исчез.
— Спасибо, — сказала девушка.
— Не за что. Вы, я вижу, и сами можете за себя постоять.
— Когда как, — возразила она.
— Верно, — кивнул я, — я и забыл о том парне в темных очках…
Комментировать мои слова она не стала, но и договорить мне не дала:
— Вы не могли бы вызвать мне такси?
— Это лишнее, — сказал я и взглянул на часы. — Перед «Ротондой» их сейчас целая куча. Да и дешевле обойдется, — добавил я отечески. Из сумки, висящей у нее через плечо, выглядывала «История античной философии». — Если хотите, я принесу ваше пальто.
Она заморгала в знак согласия. Томаш обнимал Пилата, а маэстро что-то тихо ворчал. Они даже не заметили, как я взял пальто несостоявшейся невесты — коричневую пелерину с капюшоном.
Девушка ждала меня у лестницы:
— Спасибо.
— Вдруг там уже заперто, — засомневался я, — подождите, я пойду с вами.
Заперто быть не могло, но я хотел ее проводить. Чтобы выглядеть в собственных глазах благородно. Мы поднялись по лестнице и вышли на улицу.
— Ну, и где же куча такси?
— Это Пилат нам портит музыку, — не слишком остроумно пошутил я.
— Что значит — нам?
Я растерялся:
— То есть…
— То есть вы хотели сказать, что, как джентльмен, поедете со мной? — язвительно закончила она.
— Вовсе нет.
— Но вы сказали…
— Постойте, — перебил я ее, кивая на учебник в сумке, — вы, наверное, не продвинулись дальше софистов?
— Вот как, джентльмен, я вижу, порядочно образован.
— Университет, как принято среди джентльменов.
— Тогда вы должны знать, что в этом учебнике, — она достала книгу из сумки, — софисты в самом конце.
— Как бы то ни было, — холодно сказал я, — уверяю вас, я не утверждал, что желал бы ехать с вами.
— Да вам бы все равно ничего не светило.
— Конечно, — усмехнулся я, — поэтому я и не высказывал подобного желания.
— Я знаю вас всего несколько часов, — продолжала девушка мягче, — а таких знакомых домой не вожу.
Если принять во внимание ее крайне юные годы, то слова эти прозвучали более чем смело. Как бишь она назвалась, эта бой-девица? Я вспомнил, как нас знакомили. Ах да, Яна. Интересно, она тоже запомнила мое имя?
— Едет! — Она ринулась на дорогу; я увидел зеленый огонек такси, идущего от Пороховой башни.
— Подождите!-
Она уже садилась, но подождала, пока я подбежал.
— Вот, возьмите! — Подложив свой учебник, она нацарапала на тетрадном листе свой телефон. — Позвоните мне завтра утром. Лекций нет, и я буду дома.
Хлопнула дверца, и такси тронулось с места. Я застыл посреди улицы, сжав в руке листок, на котором было написано имя «Яна» и семизначный телефонный номер.
15
Пани Махачкова свернула свою торговлю и перемывала рюмки. Она бережно ставила их на расстеленную салфетку; недоставало уже только трех. Моей, Пилата и Гертнера.
— Вот так, — втолковывал Милонь Томашу, — раз промахнешься — и конец… — Милонь провел ладонью по горлу, сопроводив этот жест коротким свистящим звуком.
— О чем это вы?
— Вот, Честик, пей, — придвинул ко мне Пилат свою рюмку взамен моей полупустой.
— О Зузанке, — грустно произнес Том.
— Да что ты об этом знаешь! — бросил я Пилату.
— Стоит только раз промахнуться. — Милонь поднял палец. — Дорого же ей это обошлось!
— Что ты об этом знаешь? — теперь уже подозрительно повторил я.
Неужели Пилат знал о Колде? Ну конечно, ведь я же видел, что в «Ротонду» он пришел с Добешем и Бонди. Они ему наверняка сказали. Да только им и самим известно не слишком много. Или они от меня что-то скрыли. Я вспомнил, как они растерянно переглянулись, когда я спросил, признался ли Колда. Ответили, что не знают. Якобы. А может, Пилату они рассказали больше, чем мне.
Томаш встал и направился в туалет. Пани Махачкова, домыв рюмки, взялась за книгу. Ее нисколько не волновало, что мы до сих пор не ушли.
— Все это сплошной мрак, Честмир, — нервно бормотал у меня над ухом Пилат, — мрак, чтоб я сдох. Стоит только один раз промахнуться…
— Ты знаешь про Колду? — перешел я к делу.
Милонь, конечно, был пьян, но кое-что еще соображал. Я молил бога, чтобы Томаш подольше не возвращался.
— Хм, — ухмыльнулся Пилат, — и ты на это клюнул?
— На что?
— Что Колда… — Он прыснул со смеху.
— Не понимаю.
— Тогда плюнь, — попытался Милонь замять разговор. Он, наверное, пожалел, что вообще мне на что-то намекнул. Но я не сдавался. Чуял, что Пилату кое-что известно. Не худо бы это кое-что знать и мне.
— Еще одну, пан Пилат?
Пани Махачкова сегодня явно была готова обслуживать своих постоянных клиентов до утра. Видно, не могла оторваться от своего чтива.
— Конечно, — ответил я за Пилата, — еще три, и за мой счет.
Барменша кивнула.
— А что это вы читаете? — крикнул я ей вслед, когда она пошла за новыми рюмками: в наших с Томом вино еще оставалось. Очередной заказ был сделан ради Милоня. Я хотел, чтобы он напился. Чтобы у него развязался язык и он выболтал то, о чем сейчас молчит.
— «Последнюю песню соловья», — зачарованно вздохнула барменша. — Вы читали, Честик?
С чувством глубокого сожаления пришлось признаться, что это во всех смыслах достойное произведение мне неизвестно.
— Я вам потом расскажу, в чем там дело, — горячо пообещала пани Махачкова и, обернувшись, злорадно спросила Пилата: — А куда же делась ваша девушка?
— Какая девушка? — отозвался Пилат, и в его взгляде сквозила полная апатия. Пожалуй, еще одна порция спиртного была для него лишней. К своей новой рюмке он даже не прикоснулся, вообще было похоже, что вот-вот заснет.
Но пани Махачкова не собиралась отказываться от занимательной беседы.
— Да та малышка.
— Ах, эта, — махнул рукой Пилат.
Она явно оказалась не на высоте требований, предъявляемых Милонем к сексуальной партнерше. Я поймал себя на мысли, что меня это радует. Хотя… хотя эта нахальная девчонка — до меня, наконец, дошло, — по существу, назначила мне свидание. Завтра утром я должен ей звонить. Вот еще! У меня и других забот хватает.
— Такое милое, нежное создание, — сказала пани Махачкова.
— Как же, — буркнул Маэстро. Безусловно, в его подсознании все еще отдавалась пощечина.
— За верных подружек! — Я поднял рюмку и заставил Пилата поддержать мой тост.
Пани Махачкова, обиженная нашим невниманием, ушла к себе в уголок.
— Так что ты тут болтал? — подзадорил я Милоня. — Не веришь, что это Колда?
— А почему это должен быть он? — хохотнул Пилат.
— А почему бы и нет?
— Дурак ты.
— Это я уже слышал.
— Колда! Нет, надо же такое придумать!
Пилат явно что-то знал, и у меня было ощущение, что я вот-вот сумею его расколоть.
— Во всяком случае, не я, здесь ты можешь не сомневаться.
— А я ничего такого и не говорю… Между тобой и Богоушем в этом деле в общем-то разницы нет.
— Как это нет? — подстрекал я. — Тебе ведь ребята наверняка уже рассказали, чем все кончилось с Богоушем.
— Да ни черта они не знают.
— Не заливай!
— Я? — обиделся Пилат. — Слушай, Честик, хочешь знать, как они обстряпали это дело с Зузаной?
— Кто?
— Они, — сказал Маэстро, — я их, гадов, хорошо изучил. Ты что, не веришь?
Да нет. Я верил. У Милоня была своеобразно проявляющаяся мания преследования. Он окружен анонимной армией жаждущих его крови врагов. Это они виноваты в том, что он выпустил никуда не годный диск, не выиграл «Золотую лиру», ну и так далее. Вот и тут — кто, как не они! Это я понял. И еще я понял, что Маэстро вдрызг пьян.