— Э-э-аа!
Боевик, ахнув, метнулся к двери. Амелин стрелял навскидку, не целясь. Очередь вбила плосколицего в глубину темного коридора. Амелин и Юрченко влетели в дом вслед за упавшим. Две двери вели в разные комнаты.
— Вы оба туда, — показал на одну из них Амелин. Ударил плечом, распахивая вторую дверь. С кровати навстречу ему поднялся человек, похожий на Лагутина.
— На пол! — скомандовал Сергей. — Где Решетков?
В соседней комнате затрещали автоматные очереди. Из перегородки брызнули куски штукатурки. Кто-то вскрикнул.
— Ложись!
Амелин толкнул Лагутина на пол и бросился в комнату, куда вбежали Юрченко и Морозов. Убитый или тяжело раненный боевик скрючился возле стола, рядом валялся автомат. Оба спецназовца были в смежной комнате. Юрченко, чертыхаясь, рассматривал ладонь, из которой текла кровь. Морозов, прижимая коленом еще одного лежавшего боевика, надевал на него наручники.
— Не видно четвертого, — сказал Амелин. Рванул лежавшего за воротник. — Где еще один ваш?
— Там…
— Где там?
— В сарае… большой сарай за домами.
— А где второй летчик?
Лежавший на полу человек со страхом таращил глаза на ствол автомата, направленный ему в грудь.
В первом доме все было в порядке. Кошелев положил лицом вниз старика и парня. Увидев карабин, стоявший у стены, выдернул затвор и разбил приклад о подоконник.
— Еще оружие в доме есть? — спросил он.
— Нет, — замотала головой пожилая женщина, испуганно застывшая у печки.
Кошелев быстро осмотрел остальные комнаты. Больше в доме никого не было. Он выскочил наружу и побежал ко второму дому, откуда доносились выстрелы.
Он успел сделать лишь несколько шагов. Что-то с силой ударило Кошелева в живот и плечи. Как сквозь вату, далеко и приглушенно, трещала длинная очередь. Пули подбрасывали лежавшее на вытоптанной земле тело, и боли от ударов Саня уже не чувствовал.
Боевик стрелял из кирпичного сарая. Женя Иванов его не видел. Стрелявшего заглушала глухая стена из красного кирпича. Иванов сменил магазин, израсходованный на колеса автомашин, и пополз по крыше вправо. Добравшись до края, увидел лишь узкую щель раскрытой двери. И с этой позиции пулеметчик оставался вне зоны его обстрела.
Юрченко и Морозов били из окон по сараю короткими частыми очередями. Амелин, единственный в группе, у кого имелся гранатомет (доставшийся от «волка пустыни» Юлчи), полз вдоль стены дома, выбирая место, откуда можно выпустить гранату.
Пулеметчик не жалел патронов и молотил по дому, откуда стреляли Юрченко и Морозов. Пули калибра 7,62 мм с легкостью прошивали саманные стены и дощатые перегородки. Глинистая пыль запорошила комнаты. На одной из кроватей тлела подушка, пробитая зажигательной пулей.
Морозов с руганью отскочил от оконного проема. Осколок стекла вонзился ему в щеку.
— Витя, ты в порядке? — окликнул его Юрченко.
— В порядке. Береги башку, тут стекла по всей комнате летают.
Со стены с грохотом сорвался посудный шкаф, пули крошили кирпичный бок небольшой приземистой печки.
— Бой в Крыму, все в дыму, — бормотал Юрченко, загоняя магазин в автомат левой ладонью, перемотанной обрывком тряпки.
Морозов выдернул из щеки стекло и снова на корточках подобрался к оконному проему.
— Грамотно бьет…
Приподнявшись на локте, Амелин поймал в прорезь прицела освещенную вспышками дверь сарая. В лицо, мешая целиться, сыпала мелкая снежная крупа. Гранатомет ударил звонко и коротко, а через секунду эхом отозвался взрыв выпущенной гранаты. Пулемет замолк, из открытой двери пополз сероватый слоистый дым.
— Готов, сучий сын, — подождав минуту, сказал Юрченко и подмигнул Морозову: — Каков командир!
Морозов, чертыхаясь, ощупывал щеку.
— Еще один осколок, — пожаловался он. — Глубоко засел, пинцет нужен…
Тяжело раненный пулеметчик лежал в глубине кирпичного сарая. Приподнявшись на локтях, он, тяжело дыша, наблюдал за Амелиным и Морозовым, которые подходили к нему, держа наготове автоматы.
Амелин осветил лежавшего электрическим фонариком. Камуфляжная куртка была в нескольких местах разорвана осколками, перебитая правая нога неестественно вывернута. Молодой, лет двадцати, с редкой темной бородкой, боевик беззвучно шевелил губами.
— Не стреляйте, — почти неслышно прошептал он.
— Сам сдохнешь!
Морозов отшвырнул лежавший рядом с ним пулемет. Пол был усыпан стреляными гильзами.
— Целый магазин по Сашке выпустил. И бронежилет не помог.
Сарай использовался в качестве склада. Громоздились ящики с патронами и гранатами. В углу стояло несколько огромных брезентовых мешков с камуфляжным обмундированием. На стенах гроздьями висели армейские шипованные ботинки, запасные автомобильные камеры, нагрудники с карманами для автоматных магазинов и ручных гранат. В четырех продолговатых ящиках лежали хорошо смазанные автоматы АК-74.
— А вот это уже серьезно!
Амелин показал на стоящие у стены 82-миллиметровые минометные стволы, видимо, приготовленные для транспортировки, и отдельно к ним двуноги и опорные плиты. Разобранные крупнокалиберные пулеметы в густой смазке лежали, накрытые брезентовым пологом.
Морозов откинул крышку металлической коробки и вытащил тяжелую патронную ленту с разноцветными пулевыми головками.
— Крутой мужик Абазов! Скоро здесь будет жарче, чем на южных границах.
Николай, возьми Иванова и облейте бензином все хозяйство. — Амелин посмотрел на раненого пулеметчика. — Давай вытащим этого орла, пусть дед его забирает. А сарай подожжешь, когда будем уезжать.
Вместе с Морозовым они отнесли боевика к дому, где жил с семьей хозяин точки.
— Выживет — его счастье, а нет — туда ему и дорога.
Амелин подошел к Юрченко, который о чем-то разговаривал с Лагутиным.
— Где Решетков? — спросил Сергей.
— Да тут такое дело, — замялся Юрченко. — Это не Лагутин. Не летчик…
— Как не Лагутин, а кто ж тогда?
— Я, Витя… Братчиков…
Только сейчас Амелин разглядел, что это совсем молодой парень.
— Откуда ты, Братчиков?
— Из автобата. Водитель сто шестого отдельного автобатальона, рядовой. А в плену — с октября прошлого года. Скоро четырнадцать месяцев будет. Господи, не приведи Бог кому другому… — он заплакал.
— Ладно, успокойся, Витя.
— Я знал… знал, что меня все равно освободят. Вы меня долго искали?
— Долго, — помедлив, отозвался Амелин.
Ему не хотелось рассказывать рядовому Братчикову, что искали совсем не его, вычеркнутого из всех списков и уже никому не нужного, кроме своих родителей.
— Не плачь, все позади, — обнял его за плечи Сергей. — Ты думал, мы тебя не найдем? Плохо ты спецназ знаешь!
— А мама, отец? Как они?
— Нормально. Послушай, Витя, здесь, кроме тебя, были еще пленные?
— Были. Два летчика. Их привезли четыре дня назад. У одного, который постарше, был сломан позвоночник. Он в первую ночь умер. А второй, старший лейтенант, его звали Женей, убежал. Он и меня уговаривал бежать, но я испугался.
Юрченко сидел на крыльце, подняв растопыренную ладонь. Иванов, высунув язык, бинтовал ему руку. Саня Кошелев лежал у стены дома. Лицо было накрыто шапкой. Ватная куртка и брюки были занесены тонким слоем снежной крупы.
— Только они его сразу поймали, — продолжал Братчцков. — По следам нашли. Сюда привезли. Заставили раскопать могилу, где лежал старший летчик, и здесь же застрелили.
— Кто стрелял? — спросил Морозов.
— Вон тот, — Братчиков показал на боевика, убитого Амелиным. — И еще хозяйский внук, Рахим. Он не хотел, но его заставили уже в мертвого выстрелить пять или шесть раз.
— Где могила, покажешь? — поднялся Амелин.