А вот капитан милиции Шелегеда из Московского областного УВД приступал к расследованию преступления почти с чистого листа, имея на руках лишь труп да листок декларации. Удалось узнать фамилию водителя, страну, откуда он выехал, дату выезда, время проезда таможен, характер груза. Это была шарповская техника с испанского конвейера, причем многое из того, чего еще не знал в широком масштабе российский рынок, — скажем, цветной подвижной дисплей, позволяющий наблюдать снимаемую картинку из любого положения. Были очень дорогие экземпляры — по 1300 долларов, получившие приз «Золотая награда Эдисона». Груз оценивался в баснословную сумму.
Шелегеда пока ограничился сложнейшими по своему исполнению запросами. Первый: кто из фирмачей Москвы начиная с декабря — время убийства водителя — скупал и покупал партии аудио- и видеотехники.
Как же, открывай рот шире — так тебе и выложат информацию о товаре, да еще левом. Второй запрос по линии ГАИ: сколько и у кого зарегистрировано машин-фур марки «Мерседес». А как узнать ту единственную? Скорее всего, она или разобрана, уничтожена, или преспокойно наматывает километры где-нибудь в Чечне или Прибалтике. Как туда дотянуться?
Дачник
С середины апреля потянулись первые дачники. Их в округе немного — на каждую старую деревню по две-три семьи. Но и это как-то разнообразило довольно скучную жизнь селян. Дачники первыми вскапывали землю под картофель. Обычно последним днем посадки картофеля считалось 9 мая. Дядя Вася Солидол, однако, в этот день усиленно отмечал День Победы, а потом пошли дожди, и только тринадцатого он взялся за посадку. Ему помогал постоялец с Закарпатья — мужчина в годах, степенный. Напросился на месяц-другой, заплатил хорошие деньги, сказал, что собирается перебираться в Россию и вот думает присмотреть хорошую деревню. Говорил с акцентом, хорошо разбирался в технике, но, по понятиям Васи, ни бельмеса не понимал в политике. Приятный, вежливый. Пусть живет.
С помощью болгарского посольства Богумил Рачев вышел на следователя Шелегеду. Тот как раз принял к производству дело об убийстве водителя. Он был поражен странным решением болгарина пожить возле места, где нашли сына. Сразу проникся к нему невольным уважением, понимая, сколь сложно это все оформить. Напрямую спросил Богумила:
— Сами решили расследовать?
— Не знаю, но постараюсь, — уклончиво ответил тот, — просто тянет туда.
— Тогда вот вам телефон в Вязьме. Есть там майор Фидинеев, я с ним на курсах сдружился. Мировой мужик! В случае чего — к нему. А я ему позвоню.
Стоя у окна, он понаблюдал еще некоторое время за крепкой фигурой болгарина, пересекающего мокрый асфальт, покачал головой, вздохнул. Убит под Вязьмой, груз шел в Москву… А если преступление планировалось еще в Болгарии или где-нибудь в Белоруссии? И вообще, чья это прерогатива — уголовного розыска с прокуратурой или контрразведки? Одни вопросы.
Пока же Шелегеде удалось выяснить, что под конвоем фура прошла Польшу (почему Польшу?), а на таможне Бреста Добромир Рачев позвонил в торговый дом «Сталкер», и в тот же вечер поездом выехал в Брест охранник. Он прибыл вовремя, но фуры на месте не оказалось. Белорусские таможни, а также посты ГАИ прохождение грузового «Мерседеса» не зафиксировали. Допрос охранника ничего не дал.
Иностранец в Вязьме
Борис Борисыч — так назвался Богумил — взялся отремонтировать Васе Солидолу старую швейную машинку и теперь целыми днями сидел, изучая внутренние органы механизма.
— Это «Зингер». Вечный двигатель, — говорил он, снимая очки. — А у меня, Васил, не выходит из головы случай, о котором ты рассказал…
— Сам, мил-человек, все думаю. Майор мне аккурат поручил дознаться, всем учинить допрос, с этим… как его… пристрастием. Да только народец несознательный — регочут, мол, давай «корочки».
— Какие «корочки»?
— Да ксиву, удостоверение. Ничего, я поеду в Вязьму, так ему и скажу: давай, командование, мандат.
— Неужели никто выстрела не слышал? — опять принялся за свое Богумил. — Ночь. Зима. Тихо. Машина тяжелая, разбудит всю деревню…
— Мало ли сколько их тут проезжает… Может, его, беднягу, на легковушке привезли, а машину оставили на трассе. — Вася Солидол влил в себя стопку «первейшего», покосился на печку, где дремала бабка, перешел на шепот: — Грех на мне, Борисыч. Взял я что-то. Сначала потерял, потом, когда снег стаял, нашел на кочке. Исползал все поле. Щас покажу, так и быть…
Дядя Вася Солидол полез за икону, достал что-то в тряпочке, развернул. Богумил вцепился взглядом в вещицу, осторожно взял ее и сжал в кулаке.
— Георгана… Брелок на память Добромиру, — пробормотал он по-болгарски.
— Что-что-что? — зачастил обеспокоенно Вася. — Какой Георгий? Богумил разжал пальцы, улыбнулся хозяину дома:
— Это брелок на счастье. Для ключей зажигания. А здесь профиль Георганы… Есть такая женщина…
— Богиня, вроде Венеры?
— Да, богиня… Налей-ка еще. За удачу! Продай мне брелок, Васил.
— Ишь, какой шустрый! Тут серебро — раз, память — два, вещь непродажная — три, — отрезал довольный собой Вася Солидол.
— Зачем ты утаил от следствия? Плохо, очень плохо, — укоризненно покачал головой Богумил. — А вдруг здесь вся разгадка?
— Сам мучаюсь, Борисыч. Не хотел утаивать, да так вышло.
— Сейчас же отдай, — предложил Богумил. — Скажи, нашел только. Хочешь, вместе поедем? Или я свезу в Вязьму, мне все равно в сберкассу надо. Решай.
— Некрасиво получилось, очень некрасиво. Не, самому совестно ехать. Поезжай ты и расскажи майору, как дело было. Может, простит.
С утра пораньше Богумил отправился в путь, намереваясь выйти к трассе к семи: именно в это время проходит рабочий автобус дорожно-ремонтной службы. В который раз оглядел окрестности. Лесной мир встречал лето, у обочины уже вовсю пробивалась щетинка изумрудной травки, но общую картину пока оживляли лишь вечнозеленые купы елей и редкой сосны.
Воображение рисовало всегда одно и то же… Вот дорога, которая идет до дальней деревни Ямнинской, далее — тупик. А здесь, где стоял Богумил, находится первое ответвление до деревни, где он поселился. Далее — опять тупик. Казалось, не было никакого смысла убийцам сворачивать в этот тупик, стоило еще проехать по прямой километра два, где нет ни одной души.
Что же заставило убийц вдруг резко свернуть вправо, проехать крошечную деревеньку и сразу остановиться, чтобы увести (унести) еще живого (?) Добромира в ближний лесок?
Только одно — впереди стояли машины, вот здесь, где, по рассказам жителей, обычно останавливаются на ночь шоферы, опасаясь рэкета на трассе. Убийцам пришлось выбрать не самый лучший вариант, прекрасно сознавая: весной труп будет обязательно обнаружен.
С этими мыслями он приехал в Вязьму, сошел на перекрестке у Андрейкова, сел на автобус и вышел на площади Советской. Вверх по улице шел не спеша, заглядывая в каждый магазин: сначала в книжный (купил буклет о Вязьме), затем в «Эдельвейс» (для Васила взял бутылку водки), в продовольственный… Набор в коммерческих лавках был беднее болгарского: там рынок оккупировали Греция, Турция, Румыния, хотя хватало товару со всего света.
Фидинеев, как обычно, был занят по горло, но, узнав, кто этот человек, сразу отключил телефон — что делал в очень редких случаях. Порасспросил о жизни дачников, умолк, не зная, что сказать.
— Шелегеда мне звонил, — наконец сказал он. — Пока ни одной зацепки, страна огромная. Будем надеяться…
— Я понимаю… Н-да, вот вам еще вещица, принадлежавшая моему сыну, — он все рассказал о брелоке и Васе Солидоле.
Разглядывая брелок, Фидинеев покачал головой:
— Мне сразу в нем что-то не понравилось, суета какая-то. А брелок может кое-что рассказать, например, о борьбе в кабине. Ваш сын, очевидно, ухватился за ключи зажигания и оборвал цепочку колечка, на котором были ключи. Оставьте пока у меня.