Егоров прикинул: Егиян через своего осведомителя в милиции уже наверняка знает, что при взрыве на лестничной площадке погиб не Панкин, а вор-домушник Ключник, и проверяет сейчас мента на вшивость. Зачем киношник, добрая душа, вздумал убрать журналиста? Объяснение пока одно: за тем же, зачем и Лапина. Леон испугался, что Лапин, почувствовав угрозу с его стороны, — а чем эта угроза могла закончиться, догадаться совсем нетрудно, — сам побежит в милицию и расколется. Лучше сидеть, чем лежать. Лапина не стало. Но остались сомнения: а что, если он рассказал больше чем надо журналисту? Журналиста пригласили на похороны, проследили его путь до пивбара, увидели, что он встретился тут с ментом — а в лицо Егорова знают наверняка. Не однажды у более мелких уголовников находили картотеки сотрудников милиции с фотографиями, адресами, номерами частных машин… Что успел Панкин рассказать менту, что нет — решили не гадать. Подложили под дверь адскую машину…
А не будь этой встречи, журналист, что вполне вероятно, домой бы в тот день уже не приехал. Дорожно-транспортное происшествие или кирпич на голову, или легкий укол, такой, какой сделал Комар Житкову, но только с летальным исходом… Как он поживает, журналист?
— Да ничего, спасибо. Жив-здоров.
Егиян последнюю фразу, кажется, понял правильно. Сдержанно улыбнулся.
— Ну что, Владимир Владимирович, как насчет сотрудничества?
— Да ведь на вас уже работают наши люди. Помогли в Киеве сориентироваться, даже улицу, где Комар жил, указали. И раньше, со статьей в газете…
— Клерк, — небрежно махнул рукой Леон. — Имеет доступ к кое-какой информации, за это и платим. Но нам опера нужны. Только не надо со мной торговаться, ладно? Мол, сдайте его мне, а я взамен… Я своих людей не сдаю. Это во-первых. А во-вторых, предпочитаю синицу в руках, чем…
Заглянула Лида:
— Вам еще закуски? — увидела, что водка лишь чуть отпита, тарелки с едой. — Вы что это, мужики?
— Я вообще очень редко и мало пью, Лидия Афанасьевна, — Егиян погладил шрам на правой брови. — Работа такая, приучила к сдерживанию.
Подождав, пока жена уйдет, Егоров сказал:
— Записка с деньгами была? Я бы ее поискал. В обмен на клерка. Идет?
”Пусть поймет, скотина, что у меня эта записочка!”
Впервые за весь разговор до крайности уверенный в себе Егиян, кажется, заколебался. Но это длилось недолго.
— Нет, она не нужна ни мне, ни вам. В ней действительно нет ничего интересного. Вы проводите меня?
У дома Егияна ждала темная ”Волга”, салон не освещен, водителя не видно. Леон небрежно бросил кейс с долларами на заднее сиденье, повернулся к Егорову:
— Мы оба подумаем над поставленными вопросами и созвонимся, да?
— Во всяком случае, не будем упускать друг друга из виду.
Егиян понял шутку, коротко рассмеялся.
— Хорошо. Да, передайте привет Евгению Ивановичу. И его девочке.
Егоров долго смотрел вслед уезжавшей машине и зло думал: ”Скотина, и ведь ничего-то тебе сейчас не сделаешь, ничего!”
Когда поднялся в квартиру, Лида спросила:
— Это кто? Букет такой, меня по имени-отчеству знает… А я его вроде у нас и не видела.
— Это скотина, — ответил Егоров.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КОНЕЧНАЯ ОСТАНОВКА
1
— Вася, — заглянул Егоров к капитану Скутину, — слушай, я тут из ЦРУ шифровку перехватил, агромадной важности шифровка, но разобраться в ней, знаю, можешь только ты.
Скутин сидел за компьютером и, не отрываясь от экрана, сказал:
— Оставь, посмотрю.
— А если срочно, Вася? Я понимаю, что ты загружен, и если бы я знал хоть одного, кто равен в этом деле тебе…
У капитана была слабинка: он любил неприкрытую лесть. Потому тут же взял протянутый Егоровым листок, с минуту молча на него смотрел, потом вздохнул и отложил в сторону:
— Свистун ты, Вова. Нашел шифровку! Обычная записка. Последние буквы только непонятны, но это уж не по моей кафедре.