— Это сын, Павлик.
— Симпатичный парень. Сколько ему?
— Семь. Уже в школу пошел.
Панкин почему-то вспомнил баню и татуировку на предплечье Стаса. В восемьдесят восьмом он страдал по Люде, а не по Зое, хотя бутуз Пашка уже жил на белом свете. Все, конечно, может быть, но…
— Стас, я пришел уточнить кое-какие детали. Ты можешь еще раз повторить все, что знаешь о похищении кейса? Мне кажется, что когда мы беседовали в первый раз, ты кое-что упустил.
— Я все сказал тогда, — очень быстро ответил Стас.
— Не все. Когда ты зашел за вором в вагон… Что там было? Я ведь чувствую, что там что-то было, а, Стас?
Левашов попробовал неуклюже отшутиться:
— По глазам видишь? Или по руке, как цыганка?
— Давай руку, если не веришь. О, линии какие… Говори, сколько тебе лет, с точностью до месяца.
— Двадцать пять десять дней назад было, — голос его стал несколько неуверенным. — Да ладно валять дурака.
”Двадцать пять. Это что же получается, если учесть, что Паше уже семь и он пошел в школу?”
— Все ясно, золотой мой. Жизнь твою я прочел. И наверняка знаю, что ты почему-то не все мне говоришь.
Стас передернул плечами:
— А чего бы мне молчать? Мне нечего скрывать, так что не бери на понт.
— Ты растишь приемного сына, — резко сказал Евгений и бросил быстрый взгляд на Левашова. Левашов, оказывается, совершенно не умел сдерживать себя. Побелели сжатые губы, испуганно округлились глаза.
— Кто тебе сказал? Илья?
— С Айкхорном я встречался только вчера в бане, весь наш разговор происходил при тебе. И потом, кто мне, к примеру, мог сказать, что лет пять-шесть назад ты был влюблен в одну чудесную девушку, Люду… Люду… Известная такая фамилия… ”В конце концов, любая фамилия может стать известной”, — подумал про себя Евгений.
— Устинова, — выдохнул ошарашенный Левашов.
— Да, верно, Люда Устинова. Она в армию тебя провожала, но не дождалась… Ладно, не о том речь, — Панкин встал, намереваясь пройти в прихожую. — Потопаю я. Раз ты решил о кейсе молчать — молчи — твое дело. Но я боюсь, что все это против тебя и обернется, понял? Раз отрицаешь, что видел, как вор заменил кейс… Видел же?
— Да не видел, — крикнул Стас. — Это я потом уже обратил внимание, что у нее такого же цвета чемодан, но мне тогда и в голову не пришло…
— Погоди, давай все по порядку.
…Людей в вагоне было много, по проходу не пробежишь, толкаться приходилось. Потому Левашов и не догнал беглеца, метра три не дотянул. ”Кожанка” выскочил, а перед его носом дверь бац! — закрылась. Стас увидел, что вор попал прямо в руки Айкхорна, и потому остановку ехал спокойно. Осматриваться начал. И вот тогда-то увидел, что очень похожий кейс: и по размеру, и по цвету стоял у ног одной женщины. Но не придал этому никакого значения. И уже потом, когда выяснилось, что вор подменил чемодан, вспомнил, что тот как бы споткнулся возле женщины.
Как она выглядела? Хорошо выглядела. Она спиной к Стасу стояла, отвернулась сразу же, как Стас на нее посмотрел. Он успел лишь отметить, что глаза у нее такие… продолговатые, как у кореянок, но и не Зоины… трудно сказать, какие… Одета она была в модное длинное пальто, воротник желтоватый, вроде из ламы, светлая вязаная шапочка… Все.
— Ты ее никогда раньше не встречал?
— Нет.
— Вспомни лучше, Стас. Может, ты хоть раз видел ее в той фирме, на которую работаешь?
— Да нет, мы думали уже об этом.
— ”Мы”?
— Ну да. Я ведь сразу, когда вор окочурился, Илье и Виталику обо всем сказал.
— И что вас ждет теперь?
— Что, что, — он вздохнул, как всхлипнул. — Что сможем — насобираем, отдадим, остальное будем отрабатывать, а сами на сухарях сидеть.
— Зоя знает об этом?
— Только о том, что ”обули” нас. А что расплачиваться придется — молчу.
Он опять вздохнул…
Дорога стала просто безобразной. От Левашова Евгений хотел проехать к Айкхорну, но трасса была забита машинами — пробка на пробке — к тому же пошел мокрый снег, а путь предстоял неблизкий, и Панкин поехал домой. Настроение у него было под стать погоде. Версия о том, что вору помог кто-то из фирмы, пока ни к чему не привела, да и вряд ли к чему приведет, это теперь было понятно. Не таким уж он, Панкин, и хитрым детективом оказался, вон Житков тоже сразу высказал такое предположение.
”Кожанка” умер, женщина с корейскими глазами исчезла, и, кажется, вместе с кейсом. Что дальше?
Времени для обдумывания этого вопроса было сейчас предостаточно: машины шли черепашьим шагом, подолгу замирая у светофоров. Но в голову абсолютно ничего не приходило. Житков и Айкхорн вряд ли что нового могут добавить. Если они между собой обсуждали лишь вариант, связанный с незнакомкой, значит, тоже в тупике. Договорились вообще умолчать этот случай, чтобы не подставить Левашова. А то обвинят, мол, в растяпстве — видел нужный кейс и ничего не сделал, чтобы вернуть его.