— Да, — подтверждает Бельяр. — И все-таки он исчез.
— Вы не заметили… Ну, не знаю… какой-нибудь силуэт, тень… хоть что-нибудь.
— Ничего.
— И ничего не слышали?
— Сорбье позвал на помощь, потом послышался выстрел. Вот и все.
Патрон возвращается в кабинет Бельяра, кружит по комнате, открывает дверь в вестибюль, снова закрывает ее, проводит рукой по рядам ящиков с картотекой.
— А в чертежном зале? — спрашивает он.
— Никого не было… К тому же Леживр стоял снаружи у самой двери… а другого выхода нет.
— Невероятно, — ворчит Оберте. — Ведь вам известно, сколько весил цилиндр!
— Двадцать килограммов.
— Вот именно, двадцать. Вы представляете себе, как бы вы удирали со свертком весом в двадцать килограммов?
— Я бы недалеко ушел, — говорит Бельяр.
— И я тоже. А ведь я не дохляк какой-нибудь.
Резко звонит телефон, они, пораженные, сжимают кулаки. Оберте подбегает, хватает трубку.
— Да… Директор слушает. Проводите его сюда.
Он объясняет вопросительно глядящему на него Бельяру:
— Это ваш друг… Боюсь только, что и он не умнее нас!
IIМарей на первый взгляд и в самом деле казался не умнее директора. Это был плотный, сангвинического склада человек, лысый, с голубыми в еле заметных красных прожилках глазами, с веселым выражением лица. Но его тонкий насмешливый рот, складка, идущая от носа, вдруг выдавали его истинную натуру, без сомнения страстную и сильную, скрывавшуюся под этой приветливой маской. На нем был плохо сшитый габардиновый костюм. Брюки скрутились валиком вокруг плетеного кожаного ремня. На лацкане пиджака множество тоненьких выгоревших ленточек.
— Марей, — произнес он, быстро протягивая руку.
Увидев труп, он на секунду замер. А директор уже пустился в объяснения.
— Простите, — прервал его комиссар, — здесь ни к чему не притрагивались?
— Только к телефону.
Марей наклонился над убитым, перевернул его на спину. Рука Сорбье безвольно упала на ковер, другой он все еще прижимал небольшую кровоточащую рану на животе.
— Бедняга Сорбье! — произнес Марей. — Насколько мне известно, это самое страшное ранение. К счастью, он недолго мучился.
Он выпрямился, вытирая покрытую капельками пота лысину.
— Итак… Мне говорили о неком фантастическом исчезновении. Что произошло?… Вы не возражаете?
Он достал из кармана пачку «голуаз» и уселся на краешек письменного стола Бельяра, небрежно покачивая ногой, и сразу же словно что-то изменилось в атмосфере, царившей в комнате. Появилась какая-то надежда, словно у постели больного, когда пришел, наконец, врач и можно переложить ответственность на его плечи.
— Все очень просто… — начал Оберте.
Марей слушал, а глаза его тем временем изучали комнату. Иногда он сплевывал крошки табака, приговаривая: «Понимаю… Понимаю…» Когда же директор кончил свой рассказ, он разразился беззвучным смехом, от которого сотрясались его плечи.
— Что за детские сказки!
— Но простите… — попробовал возразить озадаченный Оберте.
— Знаете ли, — прервал его Марей, — я вышел из этого возраста.
Марей не стал уточнять свою мысль, но было ясно, что такими штучками с толку его не собьешь.
— Подведем итоги, — сказал он. — Убийца проник сюда во время обеденного перерыва… Сейчас проверим… Без десяти минут два он здесь, Леживр, который находится во дворе, закрывает ему путь к отступлению. Он убивает Сорбье. В это время подоспели мой друг Бельяр и мсье Ренардо. Здесь никого уже нет, а цилиндр весом в двадцать килограммов исчез… Вопрос: каким путем удалось скрыться убийце?
— Именно так, — подтвердил Оберте.
— Это-то меня и беспокоит, — заметил Марей. — Потому что раз задача, поставленная таким образом, практически неразрешима, очень может быть, что она неправильно поставлена.
— Уверяю тебя, — вмешался Бельяр.
— Минуточку, мой дорогой Роже, — прервал его комиссар. — У нас еще будет время решить эту задачу. Но, прежде всего, необходимо установить факты. Могу я расположиться в соседнем кабинете?
Он указал на кабинет Сорбье.
— Прошу вас, — сказал Оберте. — Я отдам необходимые распоряжения. Чувствуйте себя, как дома.
— Благодарю вас.
— На всякий случай я приказал обыскать завод. В настоящий момент охрана патрулирует во всех зданиях. В самое ближайшее время от них поступят донесения…
— Превосходно.
И на лице директора, словно у примерного ученика, промелькнула довольная улыбка. Марей бросил сигарету в пустую корзинку для бумаг и снова подошел к убитому.
— Каждого свидетеля я допрошу в отдельности. А мои люди тем временем займутся телом, отпечатками пальцев… в общем, обычная процедура! Я был бы счастлив, если бы вы, господин директор, остались здесь. А ты, Роже, сходи, пожалуйста, за Леживром, а потом подожди внизу, хорошо?
Отдавая свои распоряжения властным тоном, он смягчал его улыбкой. Бельяр метнул в сторону Оберте взгляд, означавший: «Ага! Что я вам говорил? С ним дело пойдет!»
Перед тем как выйти из комнаты, он показал комиссару гильзу.
— Мы нашли ее у картотеки.
И быстрыми шагами удалился.
— Калибр 6.35, — определил Марей.
Он положил гильзу в карман и остановился возле убитого.
— Печально! — прошептал он. — Пожалуй, это самый умный человек, которого мне довелось знать… И такой добрый, несмотря на то, что внешне, казалось, весь ушел в свои цифры.
— Знаю, — проговорил Оберте.
— Я не был с ним близок, — продолжал Марей, — но я восхищался им. Я встречался с ним у друзей, страстных любителей бриджа. Стоит ли говорить, что он всех нас обыгрывал, даже такого аса, как Бельяр.
Марей опустился на одно колено и с неожиданной нежностью коснулся пальцами век покойного, закрыл их, потом, словно дав Сорбье какое-то обещание, сжал его плечо.
— Я сразу же решил, что здесь замешан шпион, — сказал Оберте.
— Да… Конечно.
Ясно было, что Марей думает о чем-то другом. Он изучал карманы Сорбье, бросая на ковер рядом с собой мелкие монеты, зажигалку, автобусные билеты, начатую пачку «житан», носовой платок, ручку. Он открыл бумажник. Там было двести десять франков, водительские права с техталоном и налоговой квитанцией и фотография.
— Мадам Сорбье, — сказал комиссар.
— Я ее знаю, — заметил Оберте.
Они склонились над квадратиком тонкого картона. Это была фотография, сделанная для удостоверения личности в фотоминутке, но даже она не могла скрыть удивительной красоты молодой женщины.
— Она, по-моему, датчанка? — сказал Оберте.
— Нет, шведка. Дочь судовладельца. Ей двадцать восемь лет.
Улыбающееся гладкое лицо, светлые волосы зачесаны назад и уложены короной вокруг головы. Прозрачные глаза мечтательно смотрят вдаль.
— Он называл ее Девушка с Льняными Волосами, — сказал Марей. — Я знаю об этом от Бельяра, он у них часто бывал… Линда, Девушка с Льняными Волосами… Несчастная, когда она узнает…
Марей собрал все предметы в носовой платок и положил на письменный стол.
— Ну что ж, начнем, — сказал он.
Марей прошел мимо Оберте в кабинет Сорбье, выглянул в окно и подал знак своим людям подняться. Небо заволокло тучами. На западе, точно горы в сиреневом ореоле, громоздились облака; от пота пощипывало кожу. Марей обернулся, издали взглянул на сейф, потом быстро прикинул расстояние от подоконника до земли. Около двух с половиной метров. Прекрасно. Он выдвинул ящики письменного стола, увидел папки, уложенные со свойственной Сорбье методичной аккуратностью.
— Так, так…
В корзинке для бумаг лежал слегка помятый конверт. Марей взял его двумя пальцами в том месте, где были наклеены марки. Конверт был адресован Мсье Жоржу Сорбье, главному инженеру. Генеральная компания по производству проперголя, Курбвуа. Обратного адреса не было.
— Письмо заказное, — отметил комиссар. — Отправлено вчера вечером из Парижа. В котором часу приходит почта?
— Обычная почта — в девять и в четыре часа. Ее разносит служащий, по заказное письмо требует расписки, значит, почтальон приходил сам. Вероятно, между одиннадцатью и двенадцатью часами. Это легко проверить.