Выбрать главу

Равинель вытер глаза и удивился: и чего это он так разнюнился? Он сел на кровати и позвал:

— Люсьен!

— Ну, что тебе?

Голос был уже обычный, будничный. Он мог поклясться, что в этот момент она пудрится и подкрашивает губы.

— Может, покончить с этим сегодня же?

Она вышла из ванной комнаты с губной помадой в руке.

— Может, увезем ее с собой? — продолжал Равинель.

— Ну, знаешь, голубчик, ты теряешь голову. Тогда нечего было разрабатывать целый план.

— Мне так хочется… поскорее с этим разделаться.

Люсьен еще раз заглянула в ванную, погасила свет и осторожно прикрыла дверь.

— А твое алиби? Знаешь, полиция вправе тебя заподозрить. А уж страховая компания и подавно… Надо, чтобы свидетели видели тебя где-нибудь сегодня же вечером, и завтра… и послезавтра.

— Ну, разумеется, — выдавил он из себя.

— Хватит паниковать! Самое тяжкое позади… Теперь нечего распускать нюни.

Она погладила его по лицу. От рук пахло одеколоном. Он встал, опираясь на ее плечо.

— Ладно. Значит, я не увижу тебя до… пятницы.

— Увы! Ты сам прекрасно знаешь… У меня больница… и потом, где нам встретиться?.. Ведь не здесь же.

— Нет, нет! Не здесь! — вырвалось у него.

— Вот видишь. Сейчас нельзя, чтобы нас видели вместе. Нельзя же все испортить из-за… какого-то ребячества.

— Тогда послезавтра в восемь?

— В восемь на набережной Иль-Глорьет. Договорились. Давай надеяться, что ночь будет такая же темная, как и сегодня.

Люсьен принесла Равинелю ботинки и галстук, помогла надеть пальто.

— Что ты будешь делать эти два дня, бедный мой Фернан?

— Ей-богу, не знаю.

— Найдутся, наверное, какие-нибудь клиенты в округе, которых надо посетить?

— А-а! Клиенты всегда найдутся.

— Твой чемодан в машине?.. Бритва?.. Зубная щетка?..

— Да. Все готово.

— Тогда удираем. Высадишь меня на площади Коммерс.

Равинель подошел к гаражу, а она тем временем закрыла двери, не спеша заперла на два оборота. Тусклый свет фонарей пробивался сквозь белую завесу. Теплый туман попахивал тиной. Где-то там, у реки, трещал с перебоями дизельный мотор. Люсьен села рядом с Равинелем. Тот нервно переключил скорость, поставил машину у тротуара. Потом резким толчком задвинул двери гаража, ожесточенно щелкнул замком, выпрямился, оглянулся на дом и поднял воротник пальто.

— Поехали.

Машина тяжело двинулась, разбрызгивая желтую грязь, липкие брызги которой не в силах были стереть с ветрового стекла неутомимые «дворники». Мимо пронесся бульдозер и тут же скрылся из виду, будто прорывая в тумане светлый туннель, в котором поблескивали рельсы и стрелки.

— Только бы никто не видел, как я выхожу из машины, — прошептала Люсьен.

Вскоре они увидели красный сигнальный фонарь возле Биржи и горящие огоньки трамваев, стоявших у площади Коммерс.

— Высади меня тут.

Она наклонилась и поцеловала Равинеля в висок.

— Не дури и не волнуйся. Ты прекрасно знаешь, дорогой, что это было необходимо.

Хлопнув дверцей, Люсьен вошла в плотную серую стену тумана, чуть дрогнувшую под натиском ее тела. Равинель в одиночестве сжимал подрагивающую баранку. И тут его пронзила уверенность, что этот туман… Нет! Это неспроста… Он, Равинель, сидит здесь в металлической коробке, и словно ждет судного дня… Эх, Равинель… Самый обыкновенный человечишка, в сущности, неплохой, в зеркальце были видны его кустистые брови. Фернан Равинель, идущий по жизни, вытянув руки, как слепой… Вечно в тумане. Вокруг едва различимые, обманчивые силуэты… Мирен… А солнце так и не проглянет. Никогда. Ему не выбраться из тумана, ни конца, ни края туману. Неуспокоенная душа! Призрак! Эта мысль давно мучила Равинеля. Что, если он и в самом деле всего лишь призрак?

Он выжал сцепление, объехал площадь. За запотевшими стеклами кафе молчаливо, как в театре теней, двигались силуэты. Нос, огромная трубка; пятерня; и всюду огни, огни… Огни эти были Равинелю необходимы… Он жаждал света, только свет мог утолить эту жажду его души, наполнить ее тьму. Он остановил машину у пивной «Фосс», прошел через крутящуюся дверь вслед за смеющейся юной блондинкой. И очутился в другом тумане, тумане дымящих трубок и сигарет. Дым растекался между лицами, цеплялся за бутылки, которые разносил на подносе официант. Перекрестные взгляды. Щелканье пальцев: