— Так оно и есть.
— Мы себе такого позволить не можем. По традиции безвылазно сидим в кабинетах, разве что нас приглашают в прокуратуру, но и там мы теряемся среди специалистов, так что это, как правило, оказывается всего лишь формальностью. В газетах я прочел, что фамилия вашего клошара Вивьен и когда-то он был краснодеревщиком.
— Правильно.
У вас есть какие-нибудь соображения, почему он бросил семью, мастерскую и стал клошаром?
— Я разговаривал с его женой и дочерью. Ни та, ни другая не ответили мне на этот вопрос. Впрочем, я знаю подобный случай: один известный лондонский банкир сделал в точности то же самое.
— Когда Вивьен исчез?
— В сорок пятом.
— Была у него любовница или другая семья?
— Выяснить пока не удалось. Мои люди прочесывают квартал. Трудность расследования в том, что обращаться имеет смысл только к пожилым. Сегодня в бистро, куда Вивьен каждое утро ходил пить кофе, я побеседовал с несколькими ремесленниками, торговцами и мелкими рантье, но впустую. Помнить они его помнят, но рассказать ничего не могут: он ни с кем не общался.
— Странно, что через двадцать лет кто-то решил его убить.
— Потому-то я так отчаянно и копаюсь в его прошлом. Проще было бы принять версию о сумасшедшем, который напал на первого встречного клошара, но она маловероятна.
— Какая у него жена?
— Малоприятная особа. Правда, жизнь у нее была нелегкая. Внезапно осталась одна с восьмилетней дочкой, без всяких средств. Хорошо еще, немного умела шить. Сперва обшивала соседок, потом клиентура расширилась.
— С квартиры съехала?
— Нет. Живет в том же доме на улице Коленкура. Переселилась только на другой этаж — в квартиру поменьше и подешевле. Представьте себе женщину неопределенного возраста, утратившую цель в жизни. Взгляд какой-то неподвижный, выцветшие глаза, как у много выстрадавших людей…
— Ей известно, почему ушел муж?
— Практически я ничего из нее не вытянул. Если она что-то и знает, то скрывает, и заставить ее переменить поведение нет никакой возможности.
— А дочка?
— Сейчас ей двадцать восемь. Замужем за заведующим отделом в «Бон марше», но его я не видел. Немногим словоохотливей матери, держится тоже настороженно. У нее двое детей — мальчик шести и девочка четырех лет.
— С матерью в хороших отношениях?
— Более-менее. Из-за детей видятся почти каждое воскресенье, но, думается мне, особо пылких чувств друг к другу не питают. Одетта — так зовут дочку — создала и ревниво хранит Культ отца. Полагаю, не сегодня-завтра они пойдут получать тело из Института судебной медицины.
— Вместе?
— Меня было это удивило. Нет, придут порознь. Я обеим сказал, что теперь можно заняться похоронами. Обе страшно боятся журналистов и фотографов. Если вы не против, я предпочел бы не предавать гласности эту сторону дела.
— Разумеется. Прекрасно понимаю их. А какие-нибудь соображения относительно причин преступления у вас есть?
— Пока я не напал на след. За всю мою карьеру я не встречал человека одинокого до такой степени. Мало того, что он жил в доме, предназначенном на снос, без воды и электричества, так еще нет никакой возможности узнать, как он проводил свои дни.
— А что говорит судебно-медицинский эксперт? Как у Вивьена обстояло со здоровьем?
— Великолепно. Внешне выглядел лет на шестьдесят пять, но, похоже, ему не было и пятидесяти пяти. Все органы в прекрасном состоянии.
— Благодарю, что держите меня в курсе. Если я правильно понял, расследование грозит затянуться?
— Разве что нам случайно повезет… Если бы госпожа Вивьен решилась нарушить молчание, мы узнали бы много интересного.
Вернувшись к себе в кабинет, Мегрэ позвонил в Институт судебной медицины.
— Алло!.. Не могли бы вы мне сказать, не приходила ли некая госпожа Вивьен опознать труп своего мужа?
— Она ушла с полчаса назад.
— Нет никаких сомнений, что это он?
— Она его мгновенно опознала.
— Плакала?
— Нет. Несколько секунд стояла, вся напрягшись, и смотрела на него. Спросила, когда можно будет заняться похоронами. Я посоветовал обратиться к вам. Доктору Лагодинеку тело больше не нужно. Все, что можно, он уже определил.
— Благодарю вас. Сегодня к вам, очевидно, придет еще одна женщина. Дочка.
— Я к ее услугам.
Мегрэ приоткрыл дверь в комнату инспекторов и позвал Торранса.
— Новостей никаких?
— Шесть человек, как вы приказали, прочесывают окрестности улиц Лепик и Коленкура, опрашивают лавочников, клиентов баров и кафе, а также пожилых людей, которые могли бы знать Вивьена до того, как он исчез…