Никаких доказательств, что, исчезнув из дому, Вивьен сразу стал клошаром, не было. Он мог переселиться в другой район, мог несколько лет прожить в провинции.
Вести розыск по всей Франции у Мегрэ возможности не было, и он, сам не зная почему, ограничился Монмартром.
Чуть позже он позвонил г-же Вивьен, номер которой нашел в телефонном справочнике. Она уже вернулась домой. Голос у нее был недоверчивый, как у человека, который постоянно ожидает скверных вестей.
— Алло! Кто у телефона?
— Мегрэ… Мне сообщили, что вы ходили опознавать труп… Это действительно ваш муж?
— Да, — сухо процедила она.
— Он сильно изменился за двадцать лет?
— Как всякий другой человек.
— Я только что был у судебного следователя. Говорил с ним о похоронах. Он разрешил выдать вам тело для погребения. И согласен, чтобы пресса, насколько это возможно, не была поставлена в известность.
— Благодарю.
— Полагаю, вы не собираетесь привозить тело на улицу Коленкура?
— Разумеется, нет.
— Когда вы намерены его похоронить?
— Послезавтра. Я ждала известий от вас, чтобы вызвать представителя похоронного бюро.
— У вас нет места на каком-нибудь кладбище в Париже?
— Нет. Мои родители не были богачами.
— Значит, похороны, очевидно, состоятся на кладбище в Иври?
— Там покоится моя мать.
— С дочерью вы уже говорили?
— Еще нет.
— Будьте добры сообщить мне время похорон.
— Вы собираетесь участвовать?
Вопрос прозвучал отнюдь не любезно.
— Не беспокойтесь. Вы не ощутите моего присутствия.
— Надеюсь, журналисты за вами не увяжутся?
— Я сделаю так, что этого не случится.
— Как я понимаю, отказать я вам не могу?
Она была желчна. Все эти двадцать лет она исходила желчью. А может, у нее просто такой характер? Может, она и с мужем была такой?
Мегрэ задавал себе все возможные и невозможные вопросы, даже те, которые могли бы показаться нелепыми. Он тщетно пытался мысленно воссоздать внутренний мир Марселя Вивьена, самого одинокого из одиноких.
Большинство людей, как бы сильны они ни были, нуждаются в общении с себе подобными. А он не нуждался. Поселился в огромном пустом доме, который мог в любой момент обрушиться, и сносил к себе в комнату невообразимую, ни на что не годную рухлядь.
Другие клошары знали его только с виду. Некоторые пытались с ним заговаривать, но он, не отвечая, проходил мимо. Два-три раза в неделю он появлялся у г-на Жозефа, чтобы подзаработать пять франков, но и там ни с кем не вступал в беседу, сидел, уставясь в зеркало.
— Похороны состоятся послезавтра, — сообщил Мегрэ Торрансу. Я пообещал, что мы совершим невозможное и газеты об этом будут молчать.
— Некоторые репортеры звонят по нескольку раз в день.
— Отвечайте, что ничего нового нет.
— Так я и делаю, а когда ухожу, то отвечают другие инспекторы. Но газетчики недовольны, подозревают, что мы что-то скрываем.
Ясное дело, скрываем. А не случится ли так, что какой-нибудь пронырливый репортер обнаружит то, что обнаружил Мегрэ?
На следующим день сотрудники уголовной полиции продолжали показывать фотографии Марселя Вивьена и задавать вопросы, но безрезультатно.
Мегрэ позвонил Одетте Делаво. Она тоже опознала отца.
— Вы знаете, когда состоятся похороны?
— А разве мать вам не сказала?
— Когда я с ней говорил в последний раз, она еще не виделась с представителем похоронного бюро.
— Завтра в девять утра.
— Отпевание будет?
— Нет. Обойдемся без церкви. Катафалк до Иври будем провожать только мама, мой муж и я.
Жаль, конечно, что Мегрэ пообещал не сообщать газетам о похоронах. Может быть, как это иногда бывает, убийца пришел бы к Институту судебной медицины или на кладбище.
Он действительно знал Вивьена двадцать лет тому назад?
Никаких доказательств этому нет. Клошар просто мог вызвать ненависть у кого угодно.
А может, какой-нибудь другой клошар решил, что Вивьен прячет в комнате свои сбережения?
Вряд ли. Маловероятно, чтобы у клошара было огнестрельное оружие. Тем более пистолет тридцать второго калибра.
Сколько событий могло произойти за эти двадцать лет! Но Мегрэ неизменно возвращался мыслью к исчезновению Вивьена — к тому дню, когда он вышел, как обычно, из своего дома и не появился в мастерской на улице Лепик.
Не замешана ли тут женщина? Но тогда почему он стал клошаром? Ни в одном из писем, полученных уголовной полицией после опубликования фотографий и статей, ни о какой таинственной женщине в жизни Вивьена не говорится.