— Мало того, что тогда обвиняли, но и вы начали с этого. Я все время вам твердил, что не убивал ее.
— Когда вы узнали, что она мертва?
— Минут через пятнадцать. Я увидел, как Вивьен выскочил из дома и почти бегом помчался в сторону площади Бланш. Я ревновал к нему и решил спросить у Нины, зачем он приходил. Я вошел в дом и на лестнице встретился с привратницей.
Дверь Нининой квартиры была приоткрыта. Мне это показалось подозрительным. Я вошел и увидел труп. Тогда я стал стирать свои отпечатки пальцев со всех предметов, которых касался в предыдущие дни. Заодно стер и отпечатки Вивьена.
— Почему же вы не сообщили о нем?
— Потому что решил сам покарать его.
Бедный Торранс не успевал за стремительным темпом и монолога Мегрэ, и внезапно завязавшегося диалога.
Мегрэ почувствовал, что наступил перелом: Маосье вдруг как-то обмяк.
— Вы так ее любили?
— Это была единственная женщина, которую я по-настоящему любил.
— А жена?
— Я ее люблю. Думаю, она меня тоже. Но наши чувства не назовешь большой любовью.
— Но ведь прошло уже двадцать лет, Маосье.
— Да. И все эти двадцать лет я не мог ее забыть.
— А вы не думаете, что Вивьен тоже?.. Он страстно любил ее, ничуть не меньше, чем вы. От любви он ее и убил. Он не пытался начать жизнь заново. Он предпочел опуститься на самое дно. Ведь спустя двадцать лет вы встретили клошара.
8
Маосье молчал, пристально разглядывая собственные ботинки. Выражение его лица изменилось. Маска высокомерия исчезла, проглянули обычные человеческие черты.
— Двадцать лет вы вели примерную жизнь.
Маосье покосился на комиссара, и губы его тронула неприметная ироническая усмешка.
— Я не убивал ее, это правда. Я даже косвенно не виноват в ее смерти.
— Вы много трудились, делали сбережения. Вам удалось основать собственное дело, вы добились успеха. У вас красивая, обаятельная жена. Прекрасная квартира, вилла в Ла-Боль. И вы поставили все это на карту, чтобы убить человека, которого не видели двадцать лет, который за эти годы скатился на самое дно.
— Я поклялся его покарать.
— Почему вы не предоставили это правосудию?
— Его судили бы как убийцу из ревности, и он отделался бы недолгой отсидкой. Теперь он давно уже гулял бы на свободе.
— Ваш адвокат тоже представит ваше преступление как убийство из ревности.
— Теперь мне все равно. Еще вчера я решил все отрицать, защищаться…
— Как бы то ни было, против вас выдвинуты достаточно тяжкие обвинения.
Зазвонил телефон.
— Говорит Аскан, Первый округ. Все в порядке?
— В полном. Маосье третий час сидит у меня в кабинете.
— Сознался?
— Да.
— Деваться ему некуда, даже если бы и хотел. Дети, игравшие на пустыре возле трущобы, в которой ютился Вивьен, только что притащили мне пистолет тридцать второго калибра. В магазине не хватает трех патронов. Один из моих людей уже выехал в уголовную полицию: она отдаст вам оружие в собственные руки.
— Это послужит дополнительной уликой.
— Нину Лассав убил тоже он?
— Нет.
— А кто? Вивьен?
— Да.
— Выходит, двадцать лет спустя Маосье еще настолько любил Нину Лассав, что отомстил за нее?
— Да. Благодарю вас, Аскан. Ваша помощь была для меня бесценна. Собственно, основную часть следствия провели вы и ваши люди.
— Вы преувеличиваете. Что же, предоставлю вас вашему собеседнику.
Маосье пытался понять, о чем речь, но Мегрэ за весь разговор не произнес ни слова, которое можно было бы истолковать, не слыша реплик на другом конце провода.
— Эти двадцать лет вы искали его по Парижу?
— Не то чтобы по-настоящему искал. Так, смотрел на прохожих на улицах. Не знаю почему, но я был убежден, что рано или поздно его встречу. Я действительно пошел обедать к «Фарамону». До Центрального рынка добрался пешком. При виде ресторана я словно вернулся во времена моей молодости, когда обед у «Фарамона» представлялся мне верхом роскоши и был отнюдь не по карману. Я вошел, пообедал. За столиком оказался один. Моя теща не переваривает меня и изводит бесконечными шпильками. Никак не простит мне, что я начинал простым маляром. Вдобавок она выведала, что я родился в Бельвиле[14] и отца у меня никогда не было.