— А вот что. Я должен немедленно повидаться с Бари и д'Аржаном.
— Зачем? В связи с этим?..
— Совершенно верно.
— Я сгораю от любопытства. А что мне делать с этим преступлением?
— Напечатать о нем на первой полосе пять или шесть колонок.
— Да что вы, Жозэ, это же чепуха. Обычное убийство, к тому же у нас нет никаких подробностей. Я дам телеграмму нашему тулузскому корреспонденту и…
— Подождите, сегодня вторник, двадцать шестое ноября. Старик был убит сегодня утром или ночью.
— Да, мы и так уже здорово запоздали. Ох, уж эти периферийные корреспонденты! Они никогда не торопятся.
— А в других утренних газетах вы ничего не видели?
— Нет, уверяю вас, ничего. И потом, за день столько всего было, что преступление в Муассаке пройдет незамеченным или же о нем напечатают несколько строк в каком-нибудь уголке.
— Вот и хорошо! Теперь мы всем вставим фитиль!
— Каким образом?
— Я уже вам сказал, надо дать это дело на первой полосе.
— Так, у нас на первой полосе уже идет история с Гонкуровской премией, знаете, с этим неизвестным лауреатом.
— Ну и что? Так все и оставим, только если Бари и д'Аржан не будут возражать, шапка будет что-нибудь вроде: «Убийце — Гонкуровская премия». А в скобках: «От нашего специального корреспондента в Муассаке Жозэ Робена».
— Ничего не понимаю!
— Послушайте, Рози, все очень просто, и через несколько минут я вам объясню, но сейчас мне нужно поговорить с Бари. Время не терпит.
— С Бари? Ах да… А вы знаете, что он родом из Муассака?
— Да? А я думал, что он парижанин…
— Он живет в Париже с раннего детства, но родился в Муассаке. Он мне как-то мимоходом сказал об этом. Впрочем, это не имеет никакого значения.
— Конечно, — согласился Жозэ. — Я сейчас…
4. Человек в зеленой накидке
Все люди правдивы, просто меняется самая правда, вот и все
Жюль, ночной сторож «Пари-Нувель», дремал над каким-то любовным романом, когда вдруг услышал стук дверцы лифта. «Наверное, кто-нибудь из редакторов…» — подумал он. Посетители редко приходили в газету в такой поздний час.
Жюль перевернул страницу. В коридоре под чьими-то тяжелыми шагами заскрипели половицы.
Это не была уверенная походка завсегдатая — человек явно не ориентировался в редакции и искал, у кого бы навести справку. «Ни минуты покоя», — подумал Жюль. Ему было уютно, тепло, он прочитывал абзац, потом клевал носом… Так он проводил время в ожидании, когда можно будет отправиться домой и лечь спать. Правда, до ухода он должен был взять в ротационной первые оттиски газеты и отнести их заведующему отделом информации и главному редактору, если к тому времени они еще будут на месте.
Да, придется пойти посмотреть. Шедшему по коридору незнакомцу скорее всего нужен был кто-то из редакции, а возможно, он просто хотел дать какое-нибудь опровержение. И так бывало. Прибегала заплаканная женщина, муж которой попал в участок, и просила: «Если можно, оставьте одни только инициалы, я заплачу сколько нужно».
Жюль вышел из своей каморки, и в тот же миг на него налетело странное существо, закутанное в накидку из сукна зеленого цвета, каким обычно покрывают канцелярские столы. На голове у этого существа была шляпа, которая была ему мала и сидела на самой макушке.
Это был высокий худой мужчина, с лицом, похожим на лошадиную морду. У него был мясистый красный нос и очень пышные седые усы.
— Я бы хотел поговорить с Жозэ Робеном, репортером «Пари-Нувель».
— Не знаю, здесь ли он еще, — ответил Жюль. — Сейчас посмотрю. А как доложить?
— Гастон Симони, член Гонкуровской академии.
Жюль почтительно кивнул головой, пригласил посетителя в свою комнатушку и предложил присесть.
— Спасибо, — сказал Симони и, широким жестом раскинув свою накидку, сел на стул.
Голос у него был низкий, и говорил он медленно, с расстановкой, словно заикаясь, но он не заикался и не нервничал. У него были крошечные карие глаза и неподвижный взгляд. После каждой фразы он наклонял голову и запахивал свою зеленую накидку.
Некоторое время Гастон Симони был один, потом вернулся Жюль и сказал:
— Мосье, прошу вас…
Он провел Симони в самый конец коридора, в кабинет Жозэ Робена, небольшую комнатку с очень скромной обстановкой — стол, шкаф для бумаг с дверцей-шторкой и два соломенных кресла.
— Мосье Робен? — медленно спросил Гастон Симони.
Жозэ кивнул головой и пододвинул посетителю кресло.
Незнакомец протянул ему руку.
— Очень рад с вами познакомиться, мосье Робен, и прошу прощения, что побеспокоил вас в такой поздний час. Но…
Жозэ предложил гостю сигарету, но тот отказался.
— Должно быть, вы догадываетесь о цели моего визита. Я пришел в связи с этим злосчастным делом…
— Очень польщен, — ответил Жозэ, — признаюсь, я никак не ожидал, что буду иметь счастье увидеть вас здесь сегодня вечером!
Гастон Симони с утомленным видом покачал головой.
— Я знаком с вашим творчеством, — продолжал Жозэ, — и искренне восхищаюсь им. Признаюсь, я редко читаю стихи, но…
— Не будем сегодня обсуждать мои стихи, — прервал его Симони. — Я счастлив, что вам они нравятся, но, к сожалению, я пришел к вам побеседовать о произведении другого автора.
— О «Молчании Гарпократа»? — тихо спросил репортер.
— Да, мосье. Вам уже известна эта печальная история. Вам я могу признаться, что чувствую себя отчасти виноватым.
Жозэ нахмурился.
— Да, да. Ведь это я толкнул нескольких своих коллег голосовать за… за этого Дубуа, дьявол бы его побрал. Вы, может быть, слышали, какая обо мне слывет молва? Меня считают брюзгой, нелюдимым. Я ненавижу всю так называемую литературную кухню, все эти рекомендации, интриги, комбинации, которые так любят некоторые из нас. Когда я получил эту рукопись и прочел ее — я ведь читаю все произведения, которые мне присылаются подумал: это настоящий роман, вот наконец автор, который не пошел по проторенной дорожке.
Гастон Симони понизил голос и посмотрел в глаза собеседнику:
— Ужасно, мосье, но «Молчание Гарпократа» — истинный шедевр. Превосходный роман…
— В общем, — сказал Жозэ, — вы отстаивали безвестного человека, начинающего писателя. Это делает вам честь.
— Правильно, мосье, но теперь вы знаете, что за этим пен следовало. Мосье Дубуа не пожелал явиться. И все мы, и я в том числе, стали посмешищем литературных кругов. Тем более, и это не секрет, Воллар-то считал, что премия уже у него в кармане. Воллар очень тщеславный юноша и был убежден, что получит большинство… Все, казалось, было решено, понимаете? Но я счел нужным разрушить его планы. Я ведь тертый калач в подобных дебатах. И я добился большинства голосов за Дубуа. Такой прекрасный роман, шедевр… Ну, я отвлекаюсь… Так вот, как я вам уже сказал, я настоял на своем. К сожалению!
— Но еще не все потеряно, — заметил Жозэ, стряхивая пальцем пепел со своей сигареты.
— Вы так думаете, мосье Робен? Я был бы счастлив, если б вам не пришлось отказаться от своих слов.
Жозэ удивленно взглянул на Симони.
Человек в зеленой накидке нагнулся к нему.
— Это правда, что ваша газета намеревается дать шесть колонок под шапкой об убийстве, которое будто бы описано в «Молчании Гарпократа»?
— Откуда вы узнали? — спросил Жозэ.
— Значит, это правда. — Симони тяжело вздохнул. — Мне даже известно, что вы печатаете мой портрет на фоне силуэта мифического лауреата.
— Откуда вы узнали? — снова спросил Жозэ.
Поэт заерзал в кресле. Казалось, что ему не по себе. Он вытащил из глубины своей накидки руки и стал возбужденно размахивать ими.
— Откуда? Я вам отвечу, как в детективном романе: мне позвонил сам убийца.
— Что? — подскочил Жозэ.
Симони спрятал было руки в складках накидки, но тут же вынул их и пригладил свои усы длинным указательным пальцем с выпуклым пожелтевшим ногтем.
— Сейчас я сидел у себя дома, и вдруг раздался Телефонный звонок. Сначала я решил не брать трубки, у меня даже мелькнула мысль, не отвечая, нажать на рычаг. После такого дня хотелось побыть в тишине, посидеть спокойно. За вечер меня уже несколько раз вызывали мои собратья по перу, журналисты, приставали ко мне со всякими вопросами и предложениями в связи с этим проклятым романом. Как вы понимаете, я всех посылал к дьяволу. Да, так вот, телефон продолжал настойчиво звонить. Ну а я, понимаете ли, со дня на день жду рождения внука. Мой сын живет в Бордо, и я… Короче говоря, я ответил и услышал какой-то странный голос. Я сразу же решил, что кто-то меня разыгрывает. Мой собеседник, видимо, боялся, что я не стану разговаривать, он сразу представился как автор романа «Молчание Гарпократа» и тут же сообщил мне ряд подробностей об этом произведении.