— А теперь пройдем на второй этаж.
— С удовольствием, — ответил Жозэ.
Он еще раз окинул взглядом кабинет, присел на корточки и заглянул под стол. Потом собирался последовать за мадам Лорис, но передумал и склонился над пепельницей.
— Любопытная вещичка, мадам Лорис, — сказал он.
— Нельзя сказать, что она красивая, но Макс уверяет, что она очень удобная. Вы же знаете, он много курит. Ох, когда он здесь, в кабинете всегда страшно накурено.
Жозэ осторожно засунул в пепельницу два пальца и извлек из нее несколько клочков бумаги.
— Простите меня, мадам, за мое любопытство.
— Прошу вас. Я просто забыла выбросить пепел. — Жозэ обернулся к окну, которое выходило в сад.
— Летом, наверное, в этой комнате особенно приятно.
— Вы правы, — подтвердила старушка. — Но сейчас газон пожелтел, да и на деревьях осталось мало листьев.
— Такой кабинет — мечта для поэта, — продолжал Жозэ.
— Да, да, мой племянник говорит то же самое… Когда я вхожу сюда, я забываю о Париже, — вот его слова. Кстати, все его рукописи хранятся здесь.
— Вы их читаете?
— Иногда.
Она подошла к столу и выдвинула один из ящиков.
— Смотрите, вот все его стихи. Да он, наверное, говорил вам о них.
Старая дама достала тетрадь в твердом переплете, на которой тушью было выведено: «СТИХИ».
— Кажется, этот сборник он составил два года тому назад, когда приезжал сюда отдыхать на месяц.
Она принялась листать тетрадь.
Жозэ склонился за ее плечом.
Мадам Лорис задержалась на оглавлении. Названия стихотворений были переписаны и перенумерованы мелким и твердым почерком, хорошо знакомым Жозэ.
— Названия выбраны с большим вкусом, — заметил Жозэ.
— Вы правы, — с гордостью проговорила мадам Лорис.
Но репортер уже не слушал ее, он читал и перечитывал последнюю в оглавлении строку: «Стр. 87. «Волшебство молчания».
— Мне бы хотелось прочесть последнее стихотворение, — сказал он.
— Пожалуйста. Посмотрим, вот восемьдесят третья страница, восемьдесят пятая… Видимо, он ошибся, когда нумеровал… Хотя нет… Как странно. Последнего стихотворения нет. Наверное, оно ему не понравилось, и он вырвал страницу. Но остальные стихи — прекрасны…
Вот что набросал Жозэ в своей записной книжке:
«1. О Фризу.
У Фризу было обнаружено четырнадцать золотых монет Латинского союза.
Такая же монета была найдена рядом с трупом.
На Фризу была зеленая накидка, похожая на накидку Гастона Симони, члена Гонкуровской академии.
Фризу притащили на место преступления. Жаль, что он не может говорить. Глухонемого Фризу привели в дом, где был убит Гюстав Мюэ?!?!
Фризу, совершенно очевидно, неспособен ничего объяснить. Он даже не может ответить «да» или «нет», то есть кивнуть или покачать головой. Очень досадно.
В доме убитого Фризу повторил то, что сделал в первый вечер. Он расстелил накидку на полу и разложил на ней золотые монеты. На его взгляд, получается очень красиво.
Где он расстелил накидку? На том месте, где был труп?
2. О Бари.
Бари главный редактор «П.-Н.».
Бари поэт.
Бари любит природу и покой.
Б. Родился в Муассаке.
Он хранит свои стихи в Муассаке.
Одно стихотворение Б. было найдено на кухне убитого.
Это страница 87. «Волшебство молчания».
Страница была вырвана (недавно?) из сборника «Стихи».
3. О Дубуа.
Является ли Дубуа убийцей?
Каковы побудительные причины?
Смелое предположение: преступник умышленно навлекает на себя подозрения, оставляет улики именно для того, чтобы не заподозрили его, чтобы сказали: «Нет, это исключено». (Небывалое в уголовной практике!)
4. Не стоит огорчаться. Обратить внимание на самые обычные вещи. Из-за деревьев леса не видно. Не торопиться. Все проверить и только тогда идти дальше».
9. Учитель бродит среди ночи
Да отступит оружие перед тогой.
Дождь внезапно прекратился. Налетевший с севера ветер высушивал грязные мостовые, лужи, крыши.
На чистом, удивительно бледном небе замигали звездочки. Приближалось время заморозков. Скоро с виноградных кустов упадут последние красные листья. Съежившиеся и потрескавшиеся от ночных заморозков, они наполнят канавы в виноградниках, а голые поля наденут свой серо-бурый зимний наряд.
В тот вечер Жозэ сидел у себя в номере. Только что кончился ужин, прошедший, как всегда, почти в полном молчании. Учитель ел, уткнувшись в свою тарелку, и не проронил ни слова. Хозяйка бесшумно сновала из кухни в столовую и обратно.
Посетителей было мало. Холод разогнал людей по домам. Жозэ был рад, что выбрал эту второразрядную гостиницу, хотя здешняя кухня, как он теперь узнал, пользовалась весьма неважной репутацией. Собратья по перу остановились в более привлекательных отелях, расположенных поблизости от почты и полиции.
В гостинице «Розовая гроздь» для Жозэ было два преимущества: он был огражден от докучливых коллег, и, кроме того, улица Кабретт находилась рядом, а Жозэ любил «вжиться» в обстановку; он старался не упустить ни одной мелочи, связанной с делом, которым он занимался. Здесь он имел возможность в любой час дня и ночи пойти на место преступления.
Репортер сидел на кровати, накинув на плечи плащ; гостиница не отапливалась — хозяин просил его извинить, завтра он привезет дрова и в камине будет пылать яркое пламя, но сейчас у него дров мало, совсем мало, и они нужны для кухни…
Завтра…
«Завтра, — размышлял Жозэ, — меня наверняка здесь не будет». Ему не терпелось вернуться в Париж и посмотреть, как развертываются события там.
Пока что было исписано много бумаги — репортеры и хроникеры упивались этим делом. Говорили, что министр юстиции выразил желание познакомиться с произведением Дубу а. Какая-то вечерняя газета даже объявила, что будет печатать роман «Молчание Гарпократа». Но жюри Гонкуровской премии после нескольких заседаний вынесло решение передать все экземпляры рукописи нотариусу. Официальное сообщение гласило: «Во избежание возможных злоупотреблений с корыстными целями — наживы и рекламы, а также ввиду того, что здесь задеты честь и достоинство французской литературы…»
Что же касается следствия, то оно не продвинулось ни на шаг. Газеты, конечно, поспешили раструбить об аресте Фризу, о том, что у него обнаружили четырнадцать золотых монет. Сумма невелика — всего около шестидесяти тысяч франков. Но убийца ли Фризу? Способен ли он пользоваться револьвером? Все терялись в догадках, так как глухонемой старик ничего не мог сказать. Журналисты злорадно подчеркивали, что, «как это ни странно, но даже их коллега, всецело занявшийся этой драмой, не в состоянии ее разгадать».
Некоторые парижские газеты не преминули сопоставить тот факт, что и у Фризу и у поэта, члена жюри, Гастона Симони, одинаковые зеленые накидки. Симони осаждали репортеры, засыпая его нескромными вопросами, касающимися его гардероба. Симони сперва злился, но потом все же ответил, что у него всего две накидки из зеленого сукна и накидка, обнаруженная в Муассаке, ему не принадлежит.
Одна загадка особенно мучила Жозэ: как попали в печку букиниста стихи, вырванные из тетради Бари? Репортеру удалось убедить следователя Рамонду, что этот факт не имеет большого значения и, во всяком случае, пока лучше его не предавать широкой огласке. Трудно было сказать, умышленно ли сунули листок в золу и потом забыли его вынуть или же он туда попал случайно.
На покрытой пылью мебели в квартирке букиниста были обнаружены и сфотографированы отпечатки пальцев. Но их оставил человек в перчатках. Да, убийца принял все меры предосторожности. Нашли также следы ног. На грязном потрепанном коврике перед кроватью был примят ворс, и следы там выделялись особенно четко. Но они были оставлены женскими туфлями тридцать седьмого размера. Такой же след оказался на одном из комодов. Там же, на комоде, и в лавчонке за прилавком были обнаружены следы мужской обуви сорок второго размера. По мнению комиссара — он первый и увидел эти следы, — убийца или убийцы взобрались на комод, чтобы осмотреть висевшие на стене полки, на которых стояли поломанные безделушки и валялась пыльная макулатура.