Он остановил такси, рывком открыл дверцу и, садясь в машину, торжественно произнес:
— В гестапо!
Как ни бился Аристидис, он не мог втолковать часовому, что ему крайне необходимо поговорить с начальством. И если бы не переводчик, случайно проходивший мимо, так бы, наверно, и ушел ни с чем.
Аристидиса провели к майору, очень похожему на гестаповцев, которых обычно показывают в кино: лысому, с моноклем и с железным крестом на груди.
— Так что ты слышал? — перевел переводчик вопрос лысого.
Аристидис повторил свой рассказ, еще сильнее волнуясь и добавляя новые подробности.
— Приметы! — сухо бросил майор.
— Высокая брюнетка, глаза черные, возраст — до тридцати, красивая…
То, что его «жертва» — красивая, Аристидис понял только сейчас.
— Одета?
— В сером костюме.
— В какой вагон села?
Он хорошо запомнил: в четвертый. И даже заметил, что пожилой офицер махал ей рукой из окна вагона.
— В каком звании?
Вот этого он не мог сказать — не потому, что был ненаблюдателен, просто погоны загораживала оконная рама.
Майор выслушивал ответы с таким же равнодушным видом, как и задавал вопросы. Ему было скучно…
В углу кабинета сидел высокий сухопарый мужчина в штатском, стриженный под бокс, и рассматривал альбом с фотографиями. Когда Аристидис вошел, он лишь на мгновение поднял голову, а затем продолжал свое занятие, не проявляя ни малейшего интереса к тому, что происходит рядом. Аристидис же заметил его, только когда лысый майор прекратил расспросы и стал звонить по телефону — скорее всего, вышестоящему начальству. Торгового инспектора поразило лицо этого человека, похожее на восковую маску, без всякого выражения.
Как видно, сведения, переданные майором по телефону, не заинтересовали того, кому он звонил. Положив трубку, он обратился к Аристидису:
— Прекрасно! Вы исполнили свой долг, и мы вас благодарим.
Иными словами: ступай, откуда пришел. Аристидис вышел из кабинета с таким чувством, будто потерял лотерейный билет с крупным выигрышем.
Страшно расстроенный, он шел по улице, как вдруг рядом раздался голос:
— Можно вас на минутку?
Подняв голову, он увидел того самого сухопарого человека, с восковым лицом, который только что сидел в кабинете гестаповского начальника.
— Конечно… С удовольствием… Мы, кажется, немного знакомы… — забормотал Аристидис.
Сухопарый взял его под руку и повел к стоявшему невдалеке черному автомобилю.
— Я отвезу вас, куда пожелаете. По дороге поговорим.
— Мне нужно на Ларисский вокзал…
Автомобиль тут же тронулся с места.
— Вы упоминали об утреннем поезде на Салоники… Расскажите, пожалуйста, все сначала.
Не успев закончить рассказ, Аристидис понял, что везут его не на Ларисский вокзал, и, стараясь подавить тревогу, спросил:
— Куда мы едем?
Не отвечая, его спутник вел машину по направлению к дачному поселку Экали.
Осень только наступила. Утром прошел проливной дождь, и от раскисших дорог, куда с гор намыло землю и мелкие камешки, шел пар. Солнце еще грело по-летнему.
Остановив машину на небольшой площади, немец вышел, коротко бросив Аристидису:
— Придется пройтись пешком.
Аристидис догадался: сухопарый нарочно оставил машину подальше от того места, куда они направлялись, чтобы не привлекать к себе внимания. Им действительно пришлось пройти шагов двести, прежде чем незнакомец привел его на какую-то виллу.
Посреди просторного холла в кресле-качалке дремал старик в домашнем халате. Холл был заставлен антикварной мебелью и картинами, дорогими изделиями из фарфора и хрусталя. Торговый инспектор разбирался в таких вещах, и у него даже глаза заблестели: словно в музей попал.
И он не ошибся. Старичок по имени Вильгельм Поссель возглавлял тайную организацию «Отто» по изъятию и вывозу в Германию сокровищ искусства из оккупированных стран. А патриоты в этих странах создавали специальные группы, чтобы помешать грабежу.
Некогда Поссель торговал подержанными вещами в Берлине и оказывал большие услуги нацистам. Например, помог им деньгами после неудавшегося путча. Когда же нацизм окреп, Поссель разбогател на конфискации имущества и в результате налетов на дома евреев и прочих, неугодных нацизму. Потом началась война, и он вызвался создать эту грабительскую организацию. А сухопарый с восковым лицом — Максимилиан Рандеке — был его правой рукой.
Как только они вошли в холл, Рандеке молча указал Аристидису на стул, а сам стал тихо разговаривать со стариком по-немецки.