— Сегодня отдохни, корова, лежи себе спокойно… И прими от меня великую благодарность!
— За что ты благодаришь меня? — удивилась корова.
— Хотя бы за то, что каждое утро ты давала мне по стакану молока.
— На здоровье! — сказала корова и легла.
— Спасибо тебе, корова!..
Гудули прошел на задний двор, взглянул на устроившихся на ночь кур и, прежде чем прикрыть дверь курятника, ласково потрепал петуха Лонгиноза по красному гребешку.
— Завтра буди меня, когда тебе заблагорассудится. А теперь прощай и прими от меня великую благодарность.
— За что ты благодаришь меня? — удивился петух.
— Хотя бы за то, что ты каждое утро добросовестно будил меня!
— На здоровье! — сказал Лонгиноз и заснул.
— Спасибо тебе, Лонгиноз!..
Коптилку он поставил рядом с квеври[3], аккуратно срезал глину вокруг его головки, стал на колено и осторожно поднял крышку. Тридцатипудовый квеври вздохнул, обдав Гудули крепким ароматом шипучего цоликаури[4]. Гудули глубоко втянул в себя одурманивающий запах, опустил туда черпалку из тыквы. «Буль, буль, буль», — забулькало хлынувшее в черпалку вино. Гудули чуть притронулся губами к черпалке и сказал:
— Слава тебе, святой сок винограда, слава тебе, бессмертная виноградная лоза! И прими от меня, дорогой мой квеври, великую благодарность!
— За что? — раздался, словно эхо, удивленный голос.
— За то, что все эти сто лет ты был моим верным другом в дни радости и в дни горя!
— На здоровье! — вздохнул квеври.
— Спасибо тебе!..
Гудули сидит за низеньким столом. В руке у него полная чаша с вином. Тусклый свет подвешенной на балконной стойке коптилки мерцает словно нимб над головой старика. Стекающие по щекам слезы каплями срываются с подбородка, орошая лежащие на столе кукурузную лепешку и молодой сыр, — Гудули Бережиани плачет…
Час тому назад Гудули обошел весь двор. Потрогал плуг — износился плуг. Взглянул на топор — истерся топор. Взял в руки серп — почти весь вышел серп. Взмахнул заступом — истлел до половины заступ. Нож, что лежит на столе перед Гудули, и тот на ладан дышит… Металл, металл не устоял перед неумолимым временем, долго ли сломиться человеку?!
Вот этим благословенным вином клянется Гудули — не жаль ему жизни. Гудули знает — он не болен. Просто истлел человек, истерся — вот и все! Износился, как те же плуг, топор, серп и нож.
Со всеми успел попрощаться Гудули — с небом и землей, домом и двором, собакой и свиньей. Но дольше всех прощался он со своей ровесницей — грушей.
— Прощай, груша! — обнял Гудули дерево. — Самой совершенной среди нас оказалась ты! Твои корни прочно сидят в земле, плечи твои подпирают небо… Ты дарила тень и прохладу трем поколениям моего потомства и скольким еще сослужишь добрую службу, кто знает! Вот уже век плодоносят твои добрые ветви, а ты все стоишь, груша, здоровая и сильная. Ты отрада и украшение моего двора, обитель пернатых и певчих моего села. Прими от меня великую благодарность, дерево!
— На здоровье, человек! — просто ответило дерево. Оно хорошо знало цену себе…
«Слава тебе, природа, — подумал Гудули, — слава твоей мудрости! Какое это счастье — сознавать, что после тебя останутся жить дерево, земля, небо и солнце!..»
Последнюю благодарность Гудули воздал своему сердцу, своей деснице, глазам, ушам и разуму своему.
— За что? — спросило в недоумении сердце.
— Как это за что? — удивился Гудули. — За сто лет ты ни разу не изменило мне, все эти сто лет мне верой и правдой служили мои глаза, уши, руки и разум. Разве этого мало?!
— На здоровье, Гудули, на здоровье!.. А теперь мне пора на покой… Я очень устало, Гудули!
— Спасибо тебе, сердце!..
Что ж, теперь можно попрощаться с мальчиком и его матерью. Но вот беда, запамятовал старик, как звать-то их? Господи, дай вспомнить! Ладно, бог с ней, с матерью, мальчика-то зовут как? Боже великий, не лишай Гудули памяти, напомни ему имя мальчика!..
Но бог был неумолим. Не вспомнил Гудули имен ни матери, ни сына…
Подошел тогда Гудули к перилам балкона, распахнул рубашку на груди и крикнул:
— Э-э-е-й, соседка!
— Слушаю вас, уважаемый Гудули!
— Кто это?
— Ксения я, кто же еще! Не узнали меня?
«Ксения… Ксения… Вот как звать ее… Ксения…»
— Мальчик дома?
— Уча-то?
«Уча! Слава богу, узнал, как звать этого прохвоста…»
— Ксения, сейчас в моем доме случится… В общем, сделай так, чтобы мальчик не расстроился…