Сегодня свершилось чудо: опустел квеври, Хазарула выпила последнюю каплю, и раскрылась ей тайна человека и этой странной жидкости… Поняла старая яблоня, почему люди целовали друг друга, плакали с чашами в руках, почему они пели, танцевали вокруг нее, смеялись, дрались, почему с таким благоговением наполняли квеври красной жидкостью… Поняла все Хазарула, и захотелось ей тоже петь, бегать, целоваться, плакать и танцевать, но не смогла она выполнить это желание, так как была обыкновенным деревом, а не человеком. И она ограничилась тем, что было ей под силу — раскачивалась и гудела до самого рассвета.
А утром… Утром Хазарула почувствовала глухой удар в бок. Удар не был болезненным, и потому Хазарула не обратила на него внимания. Потом ощутила второй удар, третий, еще и еще. Так продолжалось около часа. Хазарула поняла, что ее тянет набок. Что-то странное, какая-то неведомая тяжесть напирала на нее, и она все больше уступала той необъяснимой силе. И вот раздался протяжный скрип, Хазарула качнулась, потеряла равновесие и стала падать — сперва медленно, затем все быстрее. Глухой удар, деревянный треск рук, плеч и суставов Хазарула услышала одновременно, но боли почему-то не было. Она закрыла глаза и заснула…
— Вставай, детка, срубил-таки Анания яблоню! — разбудила меня бабушка. — На вот, бери топор и подрежь ветки.
Предчувствие не обмануло ее. Ночью выпал снег. И село — чистое, нарядное — напоминало невесту в белом подвенечном платье. Только наш двор выглядел мрачно — на марани, словно покойник, лежала огромная старая яблоня.
Я подошел к срубленному дереву и обомлел — из ствола яблони сочилась алая жидкость!
— Бабушка! — крикнул я. — Иди-ка сюда!
Бабушка подошла.
— Что это? — спросила она удивленно.
— Не знаю… Наверное, кровь…
— Не может быть! В январе растения спят. Соки просыпаются лишь в феврале… — бабушка осторожно коснулась рукой странной жидкости, потом поднесла ее к лицу, понюхала и в испуге взглянула на меня. — Ну-ка, открой квеври!
Я быстро откинул крышку, квеври был пуст.
Бабушка воздела руки к небу и медленно опустилась на колени.
Хазарула очнулась от холода. И ей, лежавшей в непривычном для нее положении, мир показался необычным. Сперва она подумала, что у нее рябит в глазах от испитой огненной влаги. Но потом, увидев нахохлившегося, опирающегося подбородком на топорище мальчика и рядом на коленях старуху в черном с простертыми вверх руками, Хазарула поняла, что это конец, и закрыла глаза.
Навсегда.
Перевод З. Ахвледиани.
АРЧИЛ СУЛАКАУРИ
НЕЖНАЯ ВЕТКА ОРЕХА
История, которую я вам сейчас расскажу, приключилась со мной несколько лет назад, но осмыслить ее я не могу по сей день, и с каждым днем она беспокоит меня все больше и больше. На первых порах я не решался даже заговаривать о случившемся, но, когда прошло некоторое время, кое с кем из коллег я по секрету поделился своей тревогой. Один объявил все чепухой, другой сильно усомнился в правдивости услышанного, третий изобразил глубокую озабоченность, впрочем, по лицу его было заметно, что он искренне меня жалеет. Через полчаса о моем таинственном приключении знало уже все учреждение и, надо сказать, весьма этим позабавилось.
Что же, прочтите и судите сами, может, моя повесть вам тоже покажется забавной…
Чуть свет заявляется ко мне нежданно-негаданно какой-то лысый верзила.
— Я Мамия, прошу любить и жаловать.
Он прямо-таки огорошил меня приглашением на свою дачу:
— Давай тряхнем стариной и кутнем, как в добрые студенческие времена.
Спросонья я вообразил, что он меня с кем-то путает. В ответ он расхохотался:
— И не стыдно тебе, еще друг называется. Целых пять лет вместе учились, и не узнал…
Мне ничего другого не оставалось, как покаяться в забывчивости.
— Разве мог я подумать, — оправдывался я, — что ты так изменился.