— Итак, — Омари поднялся, — ровно в восемь утра в моем кабинете!
Я смотрел ему вслед, как он нес свое огромное тело к кромке тротуара, этакий столп государства, воплощение несгибаемого долга и ответственности. Его ждал служебный "мерседес". Он сел на заднее сиденье и захлопнул дверцу.
Официант принес еще пива. Я стоял перед выбором. На одной чаше весов — патент на занятия частной практикой и разрешение на огнестрельное оружие, не говоря уже о мелких услугах, которые время от времени оказывали мне по старой дружбе сотрудники полицейского управления. На другой — больше четырех тысяч немецких марок, часть которых я уже потратил на погашение долгов. В обоих случаях я что-то теряю, чем-то жертвую.
Словом, чертовски сложная ситуация! Я выдул четыре бутылки ледяного пива, прежде чем принял решение. Подозвав официанта, я расплатился за себя и за комиссара Омари. Осуществление моего плана требовало стремительных действий и чрезвычайной осторожности. Сев в машину, оставленную на гостиничной стоянке, я не спеша покатил по Муинди Мбингу-стрит, свернул влево, на Стандарт-стрит, сделал еще один левый поворот, на Кимати-стрит, и вновь оказался около отеля "Нью-Стенли". Светло-серый "ниссан" явно висел у меня на хвосте. Я слишком долго работал с Омари и отлично знал, что он никогда не полагается на авось. Конечно, он принял меры на мой счет, и следить за мной будут вплоть до того момента, как я предстану перед ним завтра.
Оставив "датсун" на прежнем месте, я вернулся в кафе, сел за тот же столик и снова заказал пиво. Итак, новая задачка, над которой придется поломать голову. Мое единственное преимущество, хотя в этих обстоятельствах и ничтожное, заключалось в том, что комиссар пока что ровным счетом ничего не знал о фон Шелленберге.
Прежде всего надо избавиться от шпиков. Им, вероятно, приказано хватать меня, как только они почувствуют, что я намереваюсь улизнуть. На обдумывание этой задачи ушло десять минут. Я вернулся к "датсуну" и поехал домой. Серый "ниссан" неотступно следовал за мной.
Я жил один в квартире на втором этаже, в тупичке, отходящем от Риверсайд-драйв. Тесное, убогое жилье — строили его, думая о прибыли, а не об удобствах будущих постояльцев. Гостиная, спальня, ванная и крошечная кухня казались частями головоломки, главные детали которой безвозвратно утеряны. Не было никакой возможности поддерживать в ней порядок. В платяном шкафу недоставало полки для обуви, так что пришлось свалить все башмаки кучей в углу спальни. Книжные полки были такие нелепые, что изрядная часть моей библиотеки валялась на полу и диванных подушках; сами же подушки были разложены в "художественном" беспорядке, поскольку иначе вид их приводил в уныние. Узенький балкон годился лишь на то, чтобы с него мог свалиться захмелевший приятель. Впрочем, я почти не бывал в гостиной, так что в особом комфорте не нуждался.
Сквозь широкое окно я видел живую изгородь, за которой прятался "ниссан" с преследователями. Они всю ночь будут дежурить у моих дверей.
Я спустился к машине и, достав из багажника картонную коробку с покупками, занес ее в квартиру. Сложив обновы в чемодан из коричневой кожи, я уместил сверху еще кое-какую одежду из шкафа, белье, несколько пар носков, полотенце, носовые платки, сумку с туалетными принадлежностями. Чемодан едва закрылся — он был забит до отказа. Я затянул ремни и подтащил его к двери.
Из потайного отделения в задней стенке платяного шкафа я достал автоматический револьвер системы "стар" калибра 7,63 со специальной портупеей для ношения под мышкой. Вынув магазин и проверив затвор, подержал револьвер в руках — гладкий, отдающий смертельным холодом металл. Потом вставил в него обойму. Надев портупею с кобурой под пиджак, я сразу ощутил неудобство, неуклюже повел плечами, утешаясь тем, что на фон Шелленберга оттопыривающийся пиджак произведет нужное впечатление.
Сев на незастланную кровать, я засучил левую штанину и достал "кобру" из особой петли. Миниатюрный пистолетик вороненой стали, рукоятка из настоящей слоновой кости, подарок шефа гонконгской полиции, с которым мы однажды разгромили в Найроби промежуточное звено подпольной цепи, по которой доставлялись наркотики из Китая в Париж. Было это два года назад. С тех пор пистолетик как бы прирос ко мне, я с ним не расставался и носил в таком месте, где никто не станет его искать. Я по сей день не выправил на него разрешения, даже Омари о "кобре" ничего не знает. Я разрядил его, проверил механизм. Ни разу еще не прибегал я к услугам маленького друга, однажды только вытащил, чтобы припугнуть банду громил, напавших на меня в ночной час. Время от времени я заезжал в полицейский тир, куда по старой памяти имел доступ, и выпускал по мишеням несколько обойм из обоих своих пистолетов. Из "кобры" лишь при безумном везении можно угодить в слона с двадцати ярдов, и я держал ее главным образом для "эффекта неожиданности".
Зарядив "кобру", я снова поместил ее в петлю и опустил штанину. Потом уложил в черный внушительных размеров портфель несколько коробок с патронами, документы, паспорт, чековую книжку, писчую бумагу, фотоаппарат "Пентакс" с пятидесятимиллиметровым объективом и несколько пачек сигарет. Набив бумажник деньгами, я спрятал оставшиеся марки в сейф.
Отнес портфель в гостиную и поставил на стол. Из буфета в углу достал начатую бутылку виски и стакан. В холодильнике льда не оказалось, пришлось довольствоваться водой из-под крана. Налив себе двойную порцию, я добавил несколько капель воды и вернулся со стаканом в гостиную.
Было только шесть часов вечера, но в низине у реки темнеет рано. Я то и дело поглядывал в окно — "ниссан" терпеливо дежурил на обочине. Моим сторожам, должно быть, осточертело бесконечное ожидание. Я поднял стакан за них, за нашу недолгую, но верную дружбу.
Внезапно в дверь постучали. Черт возьми, я не слышал, чтобы к дому подъехала машина! Поставив стакан на столик, я прислушался. Стук повторился — короткий и негромкий. Полиция стучит не так, они точно молотом дубасят. Я снял "стар" с предохранителя, подошел к входной двери и резким движением распахнул ее. Моим непрошеным гостем оказался пятидесятилетний индиец в очках.
— Хэлло! — приветствовал я мистера Хана — самого терпеливого домовладельца в Найроби, по его собственному мнению. Каждый день он приходил, чтобы повторить мне это, а также получить причитающиеся за два месяца деньги.
— И как только вам не надоедает? — сказал я, пропуская его в гостиную.
Взгляд мистера Хана застыл на револьвере, и он рад был бы забыть о квартирной плате и больше не надоедать. Я перехватил его взгляд и убрал оружие, потом дружески улыбнулся, но это не придало ему бодрости.
— Прошу, мистер Хан, я вас совсем не ждал.
Он вошел, оставив дверь открытой настежь. На нем был мешковатый бежевый костюм и широкий пестрый галстук.
— Хотите выпить? — Я показал на бутылку, в ней было еще предостаточно виски.
Мистер Хан нервно, рывками замотал головой. Конечно же, он не пьет, еще один правоверный мусульманин! Обычно этот человечек так и пенится жизнелюбием, но сегодня он тихий, пришибленный какой-то. Выяснилось, что когда-то на его дом в Парклендс был совершен налет и с тех пор он смертельно боится одного вида оружия.
— Мистер Канджа, — обратился он ко мне, сев на краешек стула. — Вы сказали, чтобы я зашел пятнадцатого числа.
Действительно, такой разговор имел место, и сегодня как раз пятнадцатое. Без лишних слов я раскрыл портфель и написал чек на его имя. Обычно он брал только наличными, но сегодня вцепился в предложенный клочок бумаги, как утопающий за соломинку, и сразу поднялся уходить. Он жил на первом этаже.
— Большое спасибо, мистер Канджа.
— Не стоит благодарности, мистер Хан.
Индиец поспешил к выходу. Он так и не понял, что пистолет был предназначен не для него. Допив то, что было в стакане, я налил себе еще. В половине седьмого я плотно задвинул шторы на всех окнах, запер квартиру и вышел к машине. Оба сыщика в "ниссане" пригнулись, когда я проезжал мимо. Затем двигатель их машины заурчал, и они покатили за мной, держась на некотором отдалении. Вдоль улиц как бы неохотно зажигались фонари, я ехал с почетным эскортом по Проспекту Ухуру к центру города.