Кармен пригладила волосы, усталым движением отбросила их назад.
— Да, знаю, ты, как всегда, права. Ты меня остерегала. И к чему только все это приведет? Может, Беттина все же объявится, и тогда конец всей истории и меня перестанут допрашивать... Я же говорила тебе, что ходила к ним, чтобы хоть как-то скрасить однообразие своей жизни. Мне было очень одиноко, вот и ходила. У них было хорошо, и они так настойчиво приглашали...
Взгляд Эльбы стал строгим, в нем появился упрек.
— Вот-вот. Настойчиво приглашали на прогулки, на ужины, на обеды. Они так внимательны и заботливы. Преподносят тебе дорогие подарки, а взамен ждут от тебя уступок, ждут, что ты примешь их образ жизни. — Увидев, как при этих ее словах Кармен совсем поникла и на ее лице появилось тоскливое выражение, Эльба улыбнулась. — Ладно, незачем терзаться раньше времени — и, уж во всяком случае, незачем перебегать мост, прежде чем подойдешь к реке, как говорит Эстебан. В конце концов, об исчезновении Беттины ты ничего не знаешь, а может, это и вообще ложная тревога... Давай-ка успокойся. Пойдем со мною на кухню, помоги мне, а то дражайший Эстебан вот-вот придет, и мне достанется, если я ему не дам сейчас же поужинать, ведь он должен поспеть в университет. Ну, выше голову.
2
Волосы женщины развевались на ветру. Порою они касались смеющихся губ, которые то растягивались в веселой улыбке, то складывались трубочкой, выпуская дым сигареты. Время от времени женщина посматривала на мужчину за рулем, потом отворачивалась бросить рассеянный взгляд на широкие проспекты и прекрасно ухоженные сады и аллеи.
— Представляешь, как я буду развлекаться потом, когда все останется позади? — Снова раздался ее смех, смех счастливой, уверенной в себе женщины. — А знаешь, — продолжала она все так же весело, — я, кажется, совершила ошибку, не став актрисой; эта профессия мне больше всего подходит. Разве не великолепна я была сегодня вечером?
Ответ последовал не так скоро, как она рассчитывала, и не очень ей понравился. Что ж, всегда найдутся люди, завидующие удаче других.
— Да... Ты была чудесна... Только помни, наше дело еще не окончено...
Я стучу в дверь на третьем этаже. Мне открывает миловидная женщина средних лет. Я показываю ей удостоверение, и она приглашает меня войти. Очень скромная гостиная, немного мебели, на стене большой портрет Фиделя.
Я уже собирался сесть, когда вошла совсем еще молоденькая девушка; ее лицо выражало любопытство.
— Рассчитываю на вашу скромность, — обратился я к женщине. — Не знаете ли вы, видел кто-нибудь из жильцов вашего дома сеньору Беттину Лефевр, проживающую в доме сто двадцать семь, после девяти вечера в четверг?
Я уже немного устал. С раннего утра все спрашиваю и спрашиваю об одном и том же, но вдруг сейчас мне повезет, как в кино, когда в самой последней квартире следователь получает нужные сведения... Пока никто из опрошенных в четверг ее не видел. Соседи, конечно, знали Беттину, но, кроме того, что она красива, обаятельна и вежлива, они ничего не могли сказать.
— Нет, товарищ, я действительно не помню. В какой день, вы говорите? Сами понимаете, своих дел по горло — и некогда заниматься соседями, кто там к ним ходит или не ходит; я порой ближайшую соседку целыми днями не вижу — то у меня дела, то у нее. Разве что в лавке встретишься... Так, вы говорите, в какой день?
Девушка, стоящая за креслом матери, делает мне непонятные знаки. Я снова задаю какой-то вопрос старшей, а сам смотрю на девчонку.
— Вы не могли бы рассказать об отношениях Беттины с соседями?
— Что ж, Беттина хорошо воспитанная женщина, но с нами она не сближалась. Ребята ее, правда, играют с нашими. Их у нее четверо: Кеннет — шестнадцати лет, Мара — пятнадцати, семилетний Нэд и пятилетняя Элайне. Вот дети ее ходят к нам в гости...
Я опять гляжу на девушку: она продолжает делать свои знаки. Я встаю.
— Спасибо, товарищ, за помощь. Вот мой телефон. Как только узнаете что-нибудь для нас интересное, свяжитесь со мной. Вы разрешите дочери проводить меня к дому, где живет председатель местного Комитета защиты революции?