– Но у меня нет…
– Я скажу, чтобы тебе приготовили тренировочный костюм. А какой у тебя размер ботинок?
– Сорок второй.
– Значит, тебе подойдут мои кроссовки. Я буду ждать тебя в административном корпусе и предупрежу охрану, что ты придешь. Когда тебе удобней? В два сможешь?
– Хорошо. Это меня вполне устраивает.
– Прекрасно. До встречи.
– До свидания.
Я положил трубку и напрягся, чтобы проверить, остались ли силенки после вчерашней «встряски». Предложение было заманчивым и, пожалуй, самым лучшим средством очищения, о котором я почему–то позабыл, – бежать, пока из тебя не выпарится вся чертовщина. А заодно я смогу кое–что разузнать.
Я почти с удовольствием ждал встречи с Рикардом Люсне. Я любил бегать, но делал это всегда в одиночку. По натуре я был волком и по той же причине стайером. Долгий бег по лесу или вдоль проселочной дороги в компании с самим собой, наедине со своей душой и телом помогает полностью расслабиться, происходит как бы омовение потом, а затем душ и десять минут парилки и опять душ – вот лучший курс омоложения.
Я сел в автомобиль и подъехал к базе Хоконсверн – это было рядом. Я чувствовал напряженность и чего–то ждал. Оставив автомобиль у входа, я прошел через проходную, расписался в книге у дежурного, а тот показал мне, как пройти к административному корпусу. Было без десяти два.
Самая крупная и важная норвежская военно–морская база – Хоконсверн – расположена на берегу идиллического залива, где море длинными узкими пальцами подбирается к суше. База состоит из казарм, административного здания и спортивных площадок, построенных под открытым небом. Тут растет много деревьев, за которыми при желании можно спрятать целый полк иностранных шпионов, если бы им только удалось проникнуть за ограду и если бы они были не слишком толстыми. Росли здесь высокие стройные белоствольные березки с хорошо расчесанными кронами, которые летом становились ярко–зелеными.
Строго следуя данным мне инструкциям, я легко нашел административное здание. Поднялся на второй этаж и прошел по длинному коридору со свеженатертым серо–коричневым полом, серо–белыми стенами и многочисленными дверьми по сторонам. Все это выглядело по–военному. Я нашел дверь с табличкой: «Рикард Люсне – капитан. Венке Андресен – референт».
Я постучал, и мне открыл Люсне. Он пожал мою руку и спросил:
– Сразу переходим на «ты», не возражаешь?
– Конечно, нет, – ответил я.
Он протянул мне тренировочный костюм и показал на свой кабинет. Мы прошли через приемную, где, по–видимому, работала Венке Андресен. Обстановка в комнате была спартанской – -крошечный письменный стол и стул, перегородка и стеллажи с картонными папками. Кабинет Люсне тоже был скромно обставлен, но там был большой письменный стол, на полках – не только папки, но и книги. На одной стене висела карта–план базы Хоконсверн, на другой – портрет короля Улафа.
Рикард Люсне уже был в тренировочном костюме красного цвета и легкой нейлоновой ветровке. На серых, как волчья шкура, волосах – белая, ручной вязки шапочка с красной окантовкой. Пока он ждал меня, он слегка подпрыгивал, разогреваясь.
Я вошел в кабинет и переоделся, оставив дверь открытой настежь. Я не хотел, чтобы в случае утечки информации меня обвинили в нездоровом интересе к секретным военным документам. Тренировочный костюм оказался мне маловат. Зато кроссовки подошли, а это было самым главным.
– Ну? – неопределенно произнес Рикард Люсне, когда я оделся. – Хорошо бегать вдвоем. Мы побежим спокойно, чтобы можно было поговорить, ты ведь за этим и пришел, правда?
– Да, я за этим и пришел.
Мы выбежали из здания и трусцой направились к воротам.
– Тут есть хорошая лесная тропинка – там, через дорогу, – объяснил он. – Она как раз подойдет для спокойного бега. Вон она, видишь?
И он показал мне на Людерхорн.
– Она идет вверх. Я бегаю там, когда хочу дать себе хорошую нагрузку. Она начинается ровно, потом идет трудный подъем на вершину и вниз к Хьеккельвику, а обратно по дороге. Если пробежишь этот кусок без отдыха – значит, ты в хорошей форме, Веум. – Люсне улыбнулся ободряюще, как тренер подающему надежды спортсмену.
Но я не чувствовал себя спортсменом. Я был скорее похож на старика, решившего трусцой убежать от инфаркта. Я уже дышал тяжело.
Дорожка к воротам шла круто на подъем. Миновав дежурного, мы пересекли шоссе и побежали по живописной дороге. Справа виднелись жилые дома, слева рос лес. Нас обогнала легковая машина. Впереди верхом на гнедом жеребце, мерно раскачиваясь в седле, к нам приближалась девушка. Дождь перестал, туман поредел, но воздух был сырой и непрозрачный. Всадница, спешащая нам навстречу, казалась призраком, видением, божеством в незнакомом лесу, греческой богиней, еще не успевшей сбросить шкуру, в которую была облачена.
Подъем кончился, и я спросил:
– А что ты думаешь о том, что произошло?
Он ответил без одышки, будто и не бежал:
– Она не могла этого сделать. Она обожала этого парня. Чересчур, на мой взгляд. Даже когда они разошлись, она не могла оторваться от него и начать свою собственную жизнь. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Мы миновали всадницу. Она высокомерно посмотрела на нас, что было вполне естественно для молодой женщины, сидящей на лошади, – она смотрела сверху вниз на двух запыхавшихся от бега мужчин среднего возраста в красных тренировочных костюмах.
– Какие у тебя с ней были… отношения? Вы… хорошо знали… друг друга? – спросил я, задыхаясь.
Он отпрянул к краю дороги. Глаза его темнели под густыми темно–серыми бровями.
– Мы были хорошими друзьями, – сказал он. – Венке прекрасный работник. Да, мы хорошо знали друг друга.
Дорога неожиданно пошла вниз и влево.
Мы пробежали мимо загона, где стояло несколько лошадей. На заборчике сидели и разговаривали двое подростков – парнишка и девушка, – одетые в толстые исландские свитеры и вытертые джинсы. Здесь дорога кончилась, и мы побежали сквозь сосновый лес по каменистой тропинке. Свернув влево немного дальше, мы по скользкой илистой тропке пересекли болотце. Люсне бежал и бежал. Я чувствовал, как ноги мои наливаются тяжестью, и мне все трудней было поспевать за ним. Пот катился градом, но я знал, что это хорошо – хорошо и полезно. Я знал, что последствия моего длинного путешествия на машине в Эстесе и того, что я выпил позавчера, выпариваются сквозь поры и тело освобождается от отбросов, накопившихся за последние дни, и готовится к дням грядущим.
– Я был увлечен Венке с первого взгляда, – продолжал Люсне. – В ней есть что–то очень трогательное и чистое. Ты этого не заметил? Что–то девственно–девичье, способное растопить сердца даже таких старых кобелей, как мы с тобой. Правда?
Я не пришел в восторг от компании, к которой он меня походя причислил, и не ответил. Я набрал воздуху в легкие и побежал быстрее.
Рикард удивленно взглянул на меня.
– Решил форсировать? Ну что ж, ты сам этого хотел, – сказал он, ухмыльнувшись.
И он, как бы облокотясь о воздух и немного наклонившись вперед, увеличил ширину шага и скорость и вырвался вперед. А дорога все еще шла в гору. Лес кончился. По обеим сторонам тропинки тянулись заросли вереска. Я еще приналег, чтобы не упустить Люсне. Я размышлял: он тренирован лучше меня, но, черт побери, он же лет на пятнадцать меня старше. И я твердо решил не дать ему от меня убежать. Я бежал на пять–шесть метров позади него, за его широкой атлетической спиной. Он больше не ускорял бег, и я тоже.
Мы вместе выбежали на проселочную дорогу, которая неожиданно пошла вниз и вскоре перешла в асфальтированное шоссе. Один рывок – и мы выбежали на шоссе. Внизу перед нами раскинулась вся база. До ворот оставалось метров двести, и Люсне еще приналег. Он по–волчьи, как бы бросая вызов, оглянулся на меня. Я вызов принял и поднажал. Я бежал все быстрее и быстрее, и расстояние между нами стало сокращаться. Я слышал свое тяжелое Дыхание, а когда поравнялся с ним, услыхал, что и он Дышит прерывисто. Пятьдесят метров до ворот мы пробежали бок о бок, как две лошади на скачках.