Лазинский повесил трубку и сказал:
— Сейчас приедет Гаверла из криминального и привезет врача. Он там уже давно сидит, считает, что это убийство.
Лысеющая голова капитана медленно повернулась к говорящему:
— Кто это утверждает? Гаверла или врач?
— Лейтенант Гаверла, товарищ капитан.
— Отравление содержимым ампулы?
— Не могу сказать. Говорит, обнаружены отпечатки пальцев. Вместе с ними приедет лейтенант Бренч.
— Бренч? — обрадовался Шимчик. — Отлично, вероятно, все-таки речь идет о других отпечатках пальцев.
Капитан сидел, как школьник, руки на столе, перед ним — предметы из портфеля погибшего и чашка от кофе, который он выпил по приезде из Михалян. На дне чашки осталась гуща. «На кофейной гуще гадают, — пришла ему в голову мысль, — фантазируют, отыскивают желаемое, принимая его за действительное. Игра… не гадаем ли и мы, смешивая воедино факты, рассуждения и догадки? Но если это убийство, идет ва-банк тот, кто сегодня убил».
Лейтенант Гаверла был долговяз и хил, врач — плечист.
— Разрешите сначала мне, — попросил врач. — У меня еще два вскрытия, а главврач в Болгарии, я в больнице на все летальные случаи один. Вот товарищ лейтенант мне все толкует о какой-то ампуле. Покойный действительно надышался хлора, это вызвало угнетение нервной системы, и он врезался в дерево. Теория неплохая. Я хлор обнаружил, но тут есть и еще кое-что — алкоголь. Ваш Голиан был нетрезв. Он выпил пива и минимум двести граммов крепкого, в такую жару, как сегодня, этого более чем достаточно. Ему не нужно было отравления газом, чтобы задремать за рулем. Он потерял управление, удар — и конец! — Доктор раскинул руки и улыбнулся — его зубы могли бы служить хорошей рекламой зубной пасты.
— Значит, никакого убийства?
— Конечно. Кроме алкоголя, в желудке обнаружены остатки ночного кутежа, остатки скромного завтрака, после попойки едят обычно без аппетита: булка, немного ветчины.
— А молоко?
— Молоко и никотин я в счет не беру. Товарищ капитан, этот парень был заядлым курильщиком. Сердце и легкие — никуда. Кандидат на инфаркт. Протянул бы полгода, год — не больше.
— Что вы имеете в виду? — Шимчик отодвинул чашку.
— Я сказал, — доктор снова сверкнул улыбкой, — возможно, он прожил бы всего несколько месяцев. Даже если б его не свалил инфаркт, его ждала инвалидность; человек стал бы калекой. Разве это жизнь?
— Он мог предполагать, что его ожидает?
— Где он жил?
— На Боттовой.
— Боттова у доктора Фекете. Узнайте у него или у заводского врача, была ли сделана электрокардиограмма. Если его хорошо обследовали, то, безусловно, предупреждали.
Он выжидающе умолк, но вопросов не последовало, и доктор встал.
— Не ломайте себе голову, — сказал он, — зимой — дело другое, зимой в автомобиле работает отопление, окна закрыты, и тогда даже небольшое количество хлора может оказать действие. Летом всему виной алкоголь, злодейка с наклейкой. До свидания, товарищи, у меня еще дел по горло.
Он, улыбаясь, удалился. Самоуверенный, довольный своим остроумием.
Шимчик и Лазинский были с ним знакомы шапочно, Гаверла знал хорошо. Он улыбнулся и сказал:
— Ишь, умник!
— Возможно, он прав, — пробормотал Шимчик, перехватив скептический взгляд Лазинского. — Доктор сказал «хлор». Что это такое?
— Этилхлорид, — пояснил лейтенант, — летучая жидкость, действует усыпляюще. Иногда достаточно сто-двести кубиков. Ампула, найденная в портфеле, была на сто кубиков. Ее можно сунуть куда угодно. Когда хотят ее использовать, нажимают кнопочку — и все, если прорезь у кнопки направлена вниз — потечет жидкость, если вверх — газ. В данном случае речь идет о газе, если, конечно… — Он заколебался. — Портфель был внутри сухим?
— Сухим, — подтвердил Лазинский. — Можете посмотреть, — показал он на стол, и Гаверла кивнул.
— Эти бумаги были в портфеле?
— Все было в портфеле, кроме коробочки. Она находилась в кармане пиджака погибшего.
— Для чего применяют этилхлорид? — поинтересовался Шимчик.
— Этот газ используют в больницах. Нечто подобное, но в жидком виде — трихлорэтил, например-выводит жирные пятна. Между прочим, в автомобиле их было полно. Особенно на полу под правым сиденьем спереди. Я обнаружил это во время осмотра.
— На месте аварии?
— Сначала там, а потом здесь, товарищ капитан. Ребята уже привезли «трабант» во двор. Мы его осмотрели, прямо-таки наизнанку вывернули — все свидетельствует об убийстве.
— Это ваше мнение?
— Мнение всех, кто осматривал машину.
Лейтенант выдержал испытующий взгляд капитана Шимчика.
— Вы упомянули отпечатки, — вмешался Лазинский.
— Я из этого исхожу, — спокойно ответил Гаверла, — хотя знаю, что сами по себе они еще ни о чем не говорят. Но мы имеем такой факт: на ампуле никаких следов не обнаружено, а в машине не найдено перчаток. Кроме того, в лаборатории утверждают, что газ из ампулы начал утекать недавно, вероятно около одиннадцати, то есть перед самой аварией. Во время аварии утечка прекратилась, что доказывает деформированная поверхность ампулы. Но вернемся к отпечаткам пальцев: мы нашли свежие следы возле правого переднего сиденья. На дверях. Проверили — они не принадлежат погибшему и никому из наших сотрудников. Следовательно, их оставил кто-то, кто сидел в машине, более того — тот, кто закрывал окно. Все окна в «трабанте» были закрыты довольно тщательно, мы судим по осколкам.
— Это точно? — нагнулся к нему Шимчик.
Лейтенант не отвел глаз от его колючего взгляда.
— Точно, товарищ капитан. Хотя все окна разбиты вдребезги, но из рамок повсюду торчат куски стекла, по всему квадрату рамки. Если принять во внимание, что водитель был выпивши и ему было жарко, но, несмотря на это, он окон не открывал, то следует предположить, что он этого сделать не захотел либо не смог. И не из-за хлора или алкоголя. Если хотите, могу высказаться точнее: по крайней мере сначала не из-за них, пока находился в полном сознании, пока еще твердо держал в руках руль.
— Это надо доказать, — сказал Лазинский. — «Не захотел либо не смог, по крайней мере сначала…» А почему? — Долговязый лейтенант Гаверла не успел ответить; Лазинский продолжал: — А позже, в полубессознательном состоянии, позже-то хотел? Вы так считаете?
— Считаю. Я имею в виду окно влево от руля. На ручке, которой оно открывается, очень явственные отпечатки пальцев. Они принадлежат погибшему. Убежден, что Голиан перед самой смертью хотел открыть окно, но было поздно. Он или был уже не в силах сделать это, или не понимал, что делает. Скорее всего, последнее. Мы обнаружили, что левый ветровик открывается легче остальных. На его ручке тоже видны отпечатки пальцев. Их наличие можно объяснить скорее всего тем, что погибший уже в полубессознательном состоянии пытался открыть и его, но открывал неправильно.
— Как это неправильно?