— А открытка от жены? — вмешался майор.
— Вы имеете в виду то обстоятельство, что он не обратил на нее внимания?
— Нет, я спрашиваю об открытке, его реакция меня не интересует.
— Ее точное значение мне неизвестно. Однако уверен, что это было либо предостережение о появлении агента, либо сообщение, что пани Вера его ждет. И то и другое вполне вероятно, я сужу по тому, как вел себя Голиан. Агента он видел днем. Следовательно, сообщение не могло его удивить, бегство, как единственный выход, — для него тоже был решенный вопрос. Я не думаю, что тогда он уже знал, что убьет агента, наверное, просто хотел выиграть время. Он исхитрился и списал несколько формул у Бауманна, а чтобы не сразу заметили, отдал ключи от сейфа Саге. Когда он приехал с агентом на дачу, случилось неожиданное: агенту было недостаточно нескольких формул, и он, вероятно, стал угрожать — скорее всего, тем, что выдаст Голиана нам, пугал его судом, тюрьмой — чем угодно. Формулы, которые ему подсунул инженер, являлись уликой. Лопнули все надежды, оставалось единственное — схватить нож Стеглика, забрать из дома диплом и документы, снять со сберкнижки деньги для сестры, проститься с Бачовой и насыпать в коробочку горсть словацкой земли… Это кажется странным, словно не наш век… Но Голиан — гемерчанин, я немного знаю эти места, их патриархальные нравы, его дед был фараром.
Они помолчали. Бренч все наблюдал за мухой, Лазинский обеими руками сжимал стакан, майор, постукивая пальцем по колену, спросил:
— Ну, а дальше?
— Дальше уже дело криминалистов, а не наше.
— Вы имеете в виду аварию и ампулу с газом?
— Да, я так считаю.
— Кто убил Голиана?
— На этот вопрос вам ответит Гаверла. Я утром послал его в Михаляны. Он нам уже немножко помог, пусть и закончит. Так будет по-честному.
— Расследование смерти агента готово?
— Ребята еще на даче, но все основное уже ясно: у агента в кармане была страница с формулами, австрийский паспорт на имя Винтерле, чехословацкое удостоверение личности на имя Богумила Славика и документы на имя сотрудника госбезопасности — уже Яна Ольшовского. И все с одной и той же фотографией. Более чем достаточно, чтобы и слепому стало видно, что это за птица.
— Отпечатки пальцев на ноже?
— Голиана, — ответил Шимчик.
— Телеграмма Донату?
— Сигнал Штагловой, чтобы в договоренное время вызвала по телефону Михаляны и подтвердила детали встречи или перехода границы. Этого я еще не знаю.
Майор кивнул и поинтересовался, когда получит подробное письменное донесение.
— Завтра-послезавтра, — неуверенно улыбнулся Шимчик. — Сегодня никак, я не спал всю ночь: возраст, знаете ли, пенсионный… Прошу разрешить.
— Ну, что ж, добро, но в Прагу позвоните непременно, вы с Вондрой в дружбе, он с вас стружку за опоздание не станет снимать.
Шимчик согласился:
— Конечно, вечером позвоню.
Он с трудом поднялся с места, встали и остальные.
Когда майор ушел, Лазинский сказал:
— Товарищ капитан, я вчера с этой Прагой…
Шимчик попросил лейтенанта:
— Оставьте нас, пожалуйста, нам надо поговорить, — И когда за Бренчем затворились двери, резко повернулся к Лазинскому: — Бросьте вы эти штучки, я не люблю самокритики!
Лазинский вытянулся и шагнул к двери, на пороге он услышал произнесенные ледяным тоном слова:
— Будьте же наконец мужчиной, вернитесь и ждите вместе со мной Гаверлу. Вместе со мной, Лазинский, мы ведь работали над этим делом вместе!
По улице мчались машины, уродливая черепаха таращила красные фарфоровые глаза. В солнечных лучах кружились пылинки, Шимчик смотрел и злился: «Шторы! Не забыть отругать Бренча», но вслух сказал:
— Хочу вам сообщить, хотя мы об этом уже говорили. Гаверла должен выяснить, о каком ремонте тот злой мужик просил Голиана. Ремонт был сопряжен с шумом…
— Да, я помню. — Лазинский не проявил никакого интереса.
— Но позже я вспомнил еще кое-что.
— Да.
— Прошу вас, не сидите как покойник. Вы ведь знаете, что за машины в деревне: маленькие электромоторы, косилки, насосы и прочая дребедень. Там за ними особенно не ухаживают. Остановилась машина — всадят литр масла или бензина, и все; но масло высыхает, и машина опять стоит. Тут уж никакое масло не поможет.
— Да. — Лазинский сидел с каменным лицом.
— Если речь шла о подобном ремонте и мужик из-за него обратился к Голиану, то теория Гаверлы относительно газа прогорит. У Голиана могли быть ампулы этилхлорида с собой, и он сам после работы по рассеянности мог положить оставшуюся ампулу в портфель. Это не слишком правдоподобно, но психологически оправдано. Сага, однако, утверждает, что на заводе этилхлорида нет. Навряд ли Голиан стал бы в такое для него трудное время доставать его ради какого-то ремонта, он занимался совсем другим делом… Остается лишь убийца. Кто-то подсунул ампулу в его голубой портфель.
Слабое движение должно было означать, что в слушателе пробуждается интерес, это подтвердил вопрос:
— В то время, когда Голиан сидел у Бачовой? Но тогда убийца должен был иметь ключ от машины.
— В том-то и дело, что не должен, и еще мелочь: я считаю, что версия Гаверлы насчет отпечатков пальцев ошибочна со всех сторон. Голиан все окна в машине закрыл сам, когда пошел к своей врачихе. — Капитан улыбнулся. — Вот приблизительно все.
— Все? А убийца?
— Убийца? — Шимчик отодвинул пепельницу — Бачова! — сказал он тихо.
— Ведь они были в комнате вместе, — возразил Лазинский.
— Не забывайте, что портфель у Голиана был с собой. А когда он вышел в коридор к телефону, портфель остался лежать на диване. Бачова сделала всего несколько движений. Зубному врачу достать ампулу с газом — пара пустяков, манипуляции с ампулой — тоже дело знакомое. Значит, и это подходит. Ампула была у Бачовой в кабинете на работе, утром она ее взяла. Вспомните, что нам говорила ее конопатая ассистентка: «Вчера доктор Бачова явилась на работу — и это небывалый случай — первая». Она спешила из-за ампулы. Знала, что инженер вернется, и еще ночью решила его убить. До его прихода нервничала. Когда вернулась обратно в амбулаторию, руки у нее уже не дрожали.
Капитан курил, ему было жарко. На столе стояли телефоны и лежали вещи погибшего: коробочка с землей и удостоверение личности. На фотографии серьезное, открытое лицо, глаза человека, много пережившего.
Шимчик поднял голову и посмотрел на своего помощника. Лазинский спросил:
— Почему вы заподозрили Бачову? Улики — только портфель и ее раннее появление на работе?
— Не только. Кое-какие детали.
— Какие же?
— Пепельница, полная окурков, воздух в комнате. Но особенно пепельница. Сигареты, выкуренные одним человеком. Женщиной. Помада на окурках.