Следующий разговор, из этой же будки телефона-автомата, я провел с полковником.
— Будь любезен, Глеб, возьми свою записную книжку и внеси это путешествие в графу своих личных расходов. Я тебе сразу сказал, что ничего во Вроцлаве ты не найдешь. Потому что узел находится здесь. И именно здесь нужно энергично взяться за дело, искать твердый, четкий след…
В ярости я повесил трубку. Внес в записную книжку цену билетов на самолет плюс проезд на такси до музея. Вместе со стоимостью двух марок «За лот», которые я неудачно обменял возле филателистического магазина, расходы по расследованию преступления из моих личных средств уже вдвое превышали мой месячный оклад!
Смеркалось, когда я снова поднялся на второй этаж виллы. Снаружи за домом незаметно вели наблюдение двое сотрудников в штатском.
Девушка, открывшая мне дверь, напоминала чересчур выросшую Красную Шапочку (из тех, что не боятся волков). Я собрался было посоветовать ей быть осторожнее, но при виде ее бицепсов от своего намерения отказался…
— Моя племянница — спортсменка, — окончательно развеяла мои опасения наследница. — Плавает, бросает копье.
Вспугнутая моим приходом, наследница быстро прикрыла газетой старые марки Венгрии, она как раз занималась ими. После того как Красная Шапочка была отправлена на кухню, служанка успокоилась.
— Очевидно, вы пришли мне сообщить, что убийца моего родственника и его жены арестован, украденные марки найдены и будут мне возвращены?
Меня поразила ее бесцеремонность. Такого я никак не ожидал. За несколько часов наследница неузнаваемо изменилась: неожиданное богатство ударило ей в голову.
— К сожалению, нет. Таким известием я еще не могу вас порадовать. И надеюсь, что все марки в альбомах остались на своих местах, до определенного времени вы не будете их переклеивать, обменивать, продавать? Ибо это затруднит или даже погубит расследование, — заметил я, думая о возможности новой кражи.
— Извините, но марки являются моей личной собственностью!
У меня вертелось на языке, что, вероятно, не все они являются исключительно ее собственностью, что часть коллекции должна была еще в сорок восьмом году попасть в музей, но была украдена, а следы, как оказалось, ведут прямо сюда… Но пока я не имел права говорить об этом.
Наследница обиделась. Молча мерила она меня пронзительным взглядом. На нынешней стадии расследования изъять коллекцию было невозможно, поскольку подозрения основывались только на показаниях доктора Кригера. Я все еще слишком мало знал о двух убийствах и кражах и о том, что же произошло с марками десять лет назад на пути от банка до музея!
Чтобы успокоить наследницу, я повторил, что речь идет о предмете наследования и до момента утверждения ее в правах трогать марки нельзя.
— Странно вы рассуждаете, — услышал я в ответ. — Вы считаете марки недвижимостью, товаром. Но над вами посмеются, если вы, например, захотите их застраховать!
«Какой она стала задиристой и умной! Не пролез ли сюда за нашей спиной кто-то третий? Сам Посол, например?…»
После минутного раздумья я спросил примирительно:
— А не знакома ли вам фамилия Канинхен?
— Нет.
— Может быть, эта фамилия встречалась в письмах, которые получал из Эрфурта ваш трагически погибший родственник?
— Не знаю. Вы же слышали от его жены, что мы обменом не занимались.
Наследница сидела за письменным столом, напоминая нахохлившуюся наседку. Было ясно, что сама она откровенно ничего не скажет. Только этим она и отличалась от своей покойной хозяйки. В остальном они были похожи как две капли воды…
— Жена вашего родственника рассказывала мне об одном коллекционере, который должен был посредничать в обменных операциях с Эрфуртом.
— Ничего об этом не знаю! — отрезала она. Я встал, собираясь уйти, как вдруг мне вспомнилась… «Норвегия», о которой говорила вдова. Я взглянул на шкаф.
— Здесь недостает одной марки Норвегии…
— Ну и что? Может, вы думаете, это я взяла? О-о, подозревать легче всего… Если я его встречу, то подам в суд и ему придется сразу же отдать! — решительно заявила наследница.
— Кто и что должен отдать?
— Тот самый, который водил за нос моего родственника по поводу обмена с Эрфуртом и который как раз и взял первую «Норвегию».
— Но ведь и вы и хозяйка говорили, что об обмене ничего не слышали?
— Не слышали. Но только это он взял у моего родственника «Норвегию». Разве она этого вам не сказала?
— Вы знаете человека, который взял у вашего родственника «Норвегию»?
— Ну, если б я его знала!…
Это был типично бабий разговор. То она ничего не знает, то говорит, что подаст на Посла-убийцу в суд, а теперь она его опять не знает.
— Так вы действительно никогда не видели человека, который должен был посредничать в обмене «Десяти крон» и взял «Норвегию»?
— Жена моего родственника его хоть мельком видела. А я нет. Жаль-то как! Это она виновата…
Мне пришлось выслушать излияния, основное содержание которых составляли дрязги наследницы с вдовой.
Наконец мы опять вернулись к вопросу о «Норвегии».
— Тогда она говорила мужу, — возмущалась наследница, — что, мол, жаль, но потеря якобы невелика. Потому что у этой «Норвегии» в правом углу была дырочка. Залепленная и заглаженная, но, по ее мнению, это была дефектная марка. Она даже шутила, что это марка из коллекции маркиза Феррари! Потому что Феррари когда-то прокалывал марки иглой и нанизывал их на нитку. Между моим родственником и тем человеком дело дошло до скандала. Тот должен был вернуть марку. Но все время забывал.
— Вы говорите «все время забывал». Не значит ли это, что вы бывали дома во время его визитов?
— Но ведь я сказала, что не знаю этого человека. И даже мельком его не видела. К тому же если бы не заслуживающее порицания мотовство жены моего родственника…
Несмотря на то что после выпадов в адрес вдовы наследница разговорилась, ни на один из вопросов, заданных мною в течение последующего часа, толкового ответа я не получил.
Не было у меня ничего нового, кроме подтверждения ранее сказанного вдовой, что Посол взял у ее мужа для обмена первую марку «Норвегии» два года назад и что вдова этому не придавала серьезного значения.
Однако что-то тут за кулисами событий происходило! Это меня заинтересовало. Наследница, как видно было по ее поведению, вынашивала какие-то планы. И планы эти возникли не сегодня…
Несомненно, кто-то в это дело впутался: или Посол, которому все еще мало, или какой-то ловкач, который проведал о первом убийстве и теперь, после смерти вдовы, вынюхивал возможность поживиться… Но Посол, кажется, отпадает, так как наследница первым делом припомнила бы ему «Норвегию». Во всяком случае, я бы не услышал об этой «Норвегии», если б их объединяли более или менее серьезные закулисные переговоры,
Это совершенно исключало также предположение, что убийство вдовы совершила наследница по подсказке Посла, так как о После она почти ничего не знала.
Выйдя из виллы, я направился в районный комиссариат.
Наблюдатели с улицы видели, как наследница весь день сидела за столом и перелистывала альбомы. Не было замечено, чтобы к ней кто-то приходил.
Красная Шапочка, как следовало заключить из информации комиссариата ее района, имела безупречную репутацию и в спортклубе и на работе…
Позвонив НД, я убедился, что у него новых идей нет. Не было их и у моего начальника, который, как сказали мне в управлении, был вне пределов досягаемости: отправился вечером на рыбалку.
ГЛАВА 14
Вечером после возвращения из Вроцлава, а вернее, из Западного района я наконец распаковал чемодан. Получив купленную в Дрездене серию марок с цветами, мама торжественно заявила:
— А теперь садись и смотри, что я достала!
Достала она, между прочим, комплект «Верблюдов» из Судана. Марки были привлекательны и находились в безупречном состоянии. Но разделить ее энтузиазм в отношении первой «Норвегии» я не мог, особенно после того, как рассмотрел ее через лупу. Замечательная на первый взгляд «Норвегия» в правом углу была продырявлена. Определенно она была похожа на марку из альбомов убитого коллекционера…
— Очень жаль, мама, но я должен тебе сообщить, что эта марка подлежит реквизиции! — заявил я. — Ты лучше собирай марки с изображением цветов, птиц или зверей. Мы можем вместе собирать «Живопись» и «Корабли». А «Норвегию» оставь в покое.