Я слушал эти показания со все возрастающим беспокойством, чувствуя, как с каждой минутой распадается моя версия… Неужели Аль обманывает и его показания заранее подготовлены? Не зная всего, с оценкой и комментариями следовало повременить.
— Я справлялся по телефону, — сообщил, меняя кассету, Емёла. — Случай, о котором рассказал Аль, был зарегистрирован скорой помощью и речной милицией…
Дальнейшие показания Аля объясняли то, что мне и без того уже было ясно.
На следующий вечер они с дружком заметили возле виллы посторонних людей: меня и НД. Когда мы вошли в виллу, дружку Аля пришло в голову, что, звоня по телефону, они могут проверить, открыли ли дверь в комнату коллекционера. Мы с НД слышали тогда телефонный звонок, а вдова сказала: «Опять звонят…»
Убедившись, что все в порядке, Аль с наступлением темноты пробрался к вилле, влез по ограде в комнату по крайней мере за час до меня и спокойно там хозяйничал. Так же, как накануне его дружок, он был в перчатках и не оставил следов. Подсвечивал себе потайным фонариком и вырывал из альбомов первые выпуски марок. Он собирался уже уходить, когда началась облава. И он ждал, притаившись под подоконником, а увидев, что кто-то лезет по ограде, отскочил за портьеру…
Сперва Аль думал, что это его дружок. Поняв свою ошибку, решил, что еще кто-то залез с той же целью, что и он, и поэтому в удобный момент высунулся из-за портьеры и ударил меня по голове!
Аль выглянул из окна в тот момент, когда от площади Коммуны подъезжал автомобиль. Он опять спрятался, а потом спустился вниз (когда поблизости не было НД, побежавшего за «таинственным» автомобилем).
Аль и Трахт встретились на следующий день, причем Трахт купил у Аля и тридцать марок, полученные от дружка в обмен на нож, и двести семьдесят четыре, которые Аль украл по его наущению.
Указанное количество марок совпадало с тем, что было украдено у коллекционера…
— А что рассказывает Трахт? — спросил я, прослушав показания Аля.
— Трахт многое отрицает, — сказал Емёла. — По его версии, история похищения марок в Западном районе, а затем в Дзвонах выглядит иначе.
— Как же?
Емёла заложил новую кассету и включил звук в том месте, где я мог услышать ответ на мой вопрос.
«— Конечно, если б я знал, что эти марки из числа украденных, — частил старый выжига Трахт, — я бы вообще с Алем не разговаривал. К сожалению, я только теперь понял, что этот парень в самом деле темная личность. Если б я разобрался во всем раньше, не сомневайтесь, я сам привел бы этого злодея в ближайший комиссариат… — Он понизил голос. — Кстати, вы поручик, не хотели бы взглянуть на «Десять краковских крон»?
— Хотел бы, — так же тихо ответил Емёла.
— Тогда… может, сыграем в открытую? Насколько я знаю, служебные оклады не очень-то высоки?
— Об этом поговорим позже. А пока, если вы не имели ничего общего с кражей марок, скажите, гражданин Трахт, что послужило причиной вашего появления у дома ксендза в Дзвонах?
— О-о, это чрезвычайно просто.
— Будто бы? — сомневаясь, кашлянул Емёла.
— Да-да, — поспешно продолжал Трахт. — Потому что… потому что оба они собирались меня убить.
— Это уже что-то новое, — заметил Емёла.
— Да, — продолжал Трахт. — К несчастью, я согласился поехать с Мингелем на прогулку в Дзвоны. Вчера вечером мы выехали автобусом, чтобы, как он говорил, после долгого пребывания в городских стенах подышать весной. Мы ходили по лесу, по полям, и, увы, лишь когда на велосипеде подъехал Аль, мне все стало ясно. Они стремились втянуть меня в это дело, собираясь после грабежа оглушить меня и скрыться. А там, мол, пусть сам оправдывается.
— Ведь вы, Трахт, могли просто уйти от них.
— Мог бы, если бы мне не угрожали оружием, — на ходу соврал он. — Мингель все время толкал меня в спину дулом пистолета… К счастью, ваше появление как раз и спасло меня. А они, очевидно, намеревались отправиться из Дзвонов ко мне домой за моей собственностью — маркой «Десять краковских крон». — Он снова понизил голос. — Итак, что вы, поручик, думаете относительно этого экземпляра «Десять краковских крон»? Я видывал вас в Клубе филателистов, и вам не нужно объяснять, что… Ну, так как?
— А никак, Трахт. «Десять краковских крон» уже у нас. Марка нашлась в матраце… Зато я слышал, что из вашего пистолета должны были «стукнуть» Аля?
— Как?! — воскликнул Трахт. — Ведь оружие… испорчено.
— Что же касается «Десяти краковских крон», то вы говорили об этой марке в «зиме», когда подъезжали к станции Шидловец. И кое-кто вас слышал…
— Мингель… предатель!!! — вышел из себя Трахт. — Вот… свинья паршивая! Его давно надо повесить!
— Вы лучше расскажите, каким образом к вам и Мингелю попали марка «Десять крон» и коллекция «За лот», — атаковал Емёла.
— Что? Так вы, поручик, не знаете? Мингель — мастер подбивать клинья старым бабам. Это не я, это он все выдумал. Это он примчался сюда из Кракова, как только узнал об убийстве! Гиена! Анеля спрятала коллекцию «За лот» и «Десять крон». Она первая побывала в комнате еще до прихода вдовы, и спрятала эти марки. Мингель выманил их у нее якобы на сохранение.
— И поделился с вами, Трахт. Потому что не кто иной, как вы послали Мингелю весть об убийстве коллекционера, — закончил Емёла».
Это было все, что показал Трахт. Я записал наиболее важные моменты.
Рассказ Трахта почти до основания разрушил мою концепцию обоих убийств. Я был почти так же огорошен, как и Трахт, когда Емёла процитировал ему фразу из разговора в «зиме».
Осталось прослушать запись допроса Мингеля, который вел Ковальский.
— Хочешь, могу прокрутить, — предложил Емёла.
— Пока не надо, — решил я. — Расскажи-ка лучше своими словами.
— Мингель начал с того, что битых полчаса ныл и требовал врача. Потом кое-что рассказал, чтобы отомстить Трахту за его болтливость. Вообще-то сенсаций в его показаниях нет. Если учесть, что арест в Дзвонах был для мерзавцев неожиданным, тождество их описаний грабежа в Западном районе по меньшей мере поразительно. Ясно одно: Трахт подговорил Аля. Сам Трахт утверждает, что он стал жертвой мошенничества Аля… Мингель тоже ничего не знает. Он считает Трахта… порядочным человеком!
— Значит, — сказал я нерешительно, — Аль, Трахт и Мингель пришли на готовое? Кража марок, по их показаниям, явилась не причиной, а лишь случайным следствием уже совершенного убийства?
Я замолчал, ожидая, что скажет Емёла.
— Да, — продолжал Емёла. — Если бы они знали правду о первом убийстве, то что-нибудь выболтали бы про это. Не может быть и речи о том, что все они дудят в одну дуду. Чудес в тождестве их показаний нет… Это твоя забота, но ты должен считаться с фактами. Ковальский тоже говорит, что о первом убийстве они и понятия не имеют.
— Ты уже пробовал говорить с наследницей?
— Нет. Но на всякий случай она с утра сидит под замком в районном комиссариате. Могу после выставки доставить ее и устроить очную ставку с Мингелем, — предложил Емёла.
— У нас в запасе до открытия выставки почти сорок минут, — заметил я. — Старик рассчитывает, что на выставке он услышит все об убийствах.
— С ума он сошел с этой выставкой, — тяжело вздохнул Емёла. — Пойду-ка я к себе и еще раз прослушаю запись. Может, придет в голову какая-нибудь мысль…
Обстоятельства хищения марок были теперь ясны. Последствия грабежа ликвидированы. Неоценимый шеф даже устраивает выставку.
Но все это не способствовало выяснению сути дела.
Я чувствовал себя, как в западне.
Тогда, на вилле, Аль оставил меня в живых, якобы заметив, что единственным удостоверением моей личности является справка об освобождении из психиатрической больницы. Ерунда! Ничего он не заметил, ведь эта справка выпала из моего кармана, когда я, сидя на корточках в комнате коллекционера, доставал мешавший мне пинцет!
Правда, возможна была еще одна версия. Убийца мог охотиться за тем, о чем никто не знал! Предположим, это был… второй экземпляр знаменитой «Гвианы»!
Я соединился по телефону с Емёлой.
— Как ты думаешь, возможно, что, кроме Аля, в комнате виллы находился кто-то еще? Кто-то, укрывшийся за дверной портьерой, кто-то, знавший об Але и обо мне? После того как меня ударили по голове, он не вышел потому, что не хотел демаскироваться перед Алем. После ухода Аля, увидев возле меня больничную справку, он решил, что это еще больше запутает дело…