— Что он имел в виду?
— Не знаю. Он не стал больше распространяться на эту тему. Или он дурачил меня, или не хотел выдать какую-то тайну. А что, он совершил что-нибудь противозаконное?
— Иначе бы мы им не занимались. Так получил он эти манекены?
— Получил, — отвечает Троужил словно бы с неохотой. — Здесь, у нас. На складе давно валялся мужской манекен, ведь мужской одеждой, как вы знаете, мы больше не торгуем… Нашелся там и женский манекен с поврежденным лицом. Но Галику они подошли. И он даже уверял, что такие ему и нужны. Дескать, не будь у одного из манекенов отбит нос, пришлось бы самому его отбивать. Он получил их даром, как ненужный хлам.
— И унес их с собой?
— Увез. Посадил сзади в такси, сам сел к шоферу и поехал. Машина была старая, водитель тоже немолодой. Шофер спросил, куда ехать. Галик ответил: «Высочаны», а там он, дескать, скажет куда, и шофер еще пошутил: «А я-то думал, что эти двое сзади собираются сыграть свадьбу». Все вокруг засмеялись, и они уехали. Больше я ничего не знаю.
Если Галик действительно заявил, что с помощью двух манекенов он заработает миллионы, то ведь именно в операции «C-L» шла речь о миллионах. Тут существовала какая-то фантастическая связь.
— Во время последнего посещения он не заговаривал с вами о манекенах?
— Нет, — качает головой Троужил, — и не вспоминал о них, а я и не спрашивал.
И я оставляю пана Троужила в покое.
6
На работу я возвращаюсь пешком. Солнце раздражает меня, кажется утомительным. Зато в моем кабинете прохладно. Черный кофе меня подбадривает, но ненадолго. Вероятно, мне просто нужно хорошенько выспаться.
По моему вызову является Трепинский. Трепинский, как и Лоубал, надежен и точен, как машина.
— Постарайтесь узнать о Романе Галике все, что можно, — говорю я ему. — Кроме того, разыщите водителя такси, который весной вез на Высочаны парочку манекенов. О такой странной поездке, я думаю, шофер не забыл. И машина и шофер преклонного возраста.
Сам я направляюсь к Будинскому. Я вызываю его с какого-то совещания. Мы идем в его кабинет, плотно прикрываем двери.
— Ну, как там с этими сериями? — спрашиваю я. — Вы приняли соответствующие меры?
— Разумеется, — отвечает Будинский. — Кроме замеченных двадцати четырех тысяч, ничего больше пока не появилось.
— Не забывайте о других сериях, — советую я. — Ведь серию «C-L» можно изменить на «O-L», «C-E» и тому подобное.
— Серии «O-L» не существует, — качает головой Будинский, — и невозможно изменить буквы серии так, чтобы это осталось незамеченным.
— Тогда остается серия «C-E», — констатирую я, потому что «L» легко заменить на «E». — Просмотрите эту серию. Ведь вы знаете, какое количество денег этой серии пустили в оборот.
— Об этом мы уже думали. Если вы считаете на основании расследования, что такое изменение возможно…
— Да, я допускаю эту возможность. Каждую купюру серии «C-E» нужно проверить.
Больше я ничего не могу сделать. Иду домой и звоню на работу, что приду часов в шесть вечера. Потом валюсь на кровать. Самая отвратительная вещь на свете — хорошо идущий будильник.
Я голоден как волк. Да, человек все-таки должен есть.
Наконец я попадаю в кабинет, правда, не в самом лучшем состоянии. На моем столе лежит куча бумаг, в которых, поджидая меня, без зазрения совести и со скучающим видом роется Карличек.
— Мы не смогли написать вам в рапорте ничего такого, о чем бы вы уже не знали. Мне кажется, что самое главное вы поручили мне. Я все выполнил, правда, еще не изложил в письменном виде.
Карличек и раньше уклонялся от всяких письменных рапортов, он ничуть не изменился. Порой он кажется мне шустрым, бойким щенком, который мчится прямо в воду, думая, что это твердая почва.
— Речь идет о ключах, не так ли? — пытаюсь угадать я.
— Да, о ключах, — подтверждает он и вытаскивает их из кармана.
— С ключами пани Трояновой все в порядке, — показывает он связку ключей поменьше. — Этот — от ее квартиры, этот — от дома, вот от почтового ящика.
И ключи Йозефа Трояна оказались в порядке.
— А вот ключ Галика от квартиры, — продолжает Карличек с непривычной для него медлительностью, — дальше идет ключ от письменного стола. Стол при взрыве был поврежден и почти целиком сгорел. Это изложено в протоколе. В столе была уйма бумаг. Пока мы нашли лишь клочки какого-то ценника электроприборов, заметки, относящиеся к работе в институте, обычные документы и несколько тысяч серии «C-E».
Карличек выжидательно смотрит на меня.
— Продолжайте, — говорю я.
— Как вам угодно. Эта серия «C-E» весьма подозрительна. Кроме того, по-моему, Йозеф Троян и Роман Галик отлично знали друг друга, и Троян, который жил только благодаря инъекциям инсулина, использовал близость Галика со своей женой. Вся тройка принадлежала к одной и той же банде. Положение Трояна было таково, что он готов был пойти на все, чтобы достать деньги. Он ведь, собственно, не жил, а прозябал и, думаю, обвинял в этом новое общество. С этими купюрами он наделал много глупостей, и его убрали. Как убрали в свое время Войтиржа со Шрамеком. О сержанте Вране и той девушке с 286-го километра я уже не говорю. Они собирались в дальнейшем устранить и Ленка. А пока что отправили на тот свет Троянову и Галика. Некто избавляется от всех по очереди. И если убраны еще не все, то убийства будут продолжаться, поэтому мы должны быть начеку. Кто-то не желает делиться с остальными. Самая губительная страсть — это страсть к деньгам. И если ею заболевают, преступление следует за преступлением. Я вовсе не собираюсь читать лекцию на моральную тему. А просто хочу сказать, что вдохновителем всего происходящего является некая темная личность. О банде в целом говорить уже не приходится. Сами деньги и истребили ее. Мы должны разыскать эту бестию. У нас есть кое-какой словесный портрет этого типа, сделанный пассажирами автобуса, есть следы у мусорных ящиков, его видели в больнице, к тому же он опытный химик… Значит, будем искать химика, живущего не по средствам, борода которого не слишком бросается в глаза, если он покрасит ее в черный цвет.
Строя свои фантастические гипотезы, Карличек разошелся вовсю. В эту минуту его наверняка уже не волновали мысли о Гелене Дворской.
— Вы правы, Карличек, — заверяю я его, — но закончите, пожалуйста, свой рассказ об этих ключах.
— Как вам угодно, — повторяет он. — Так вот, в квартире Галика ничего не обнаружили. Никаких частей от адской машины. Бумагу, дерево и материю уничтожили огонь и вода. Есть, правда, интересная деталь. У Галика была большая мраморная пепельница, при взрыве влетевшая в застекленный бар. Она оказалась полна окурков. Галик не был заядлым курильщиком и курил другой сорт сигарет. Вот еще один след. Черный турист-химик был, напротив, завзятым курильщиком и любил дорогие сигареты.
— Я это отмечу, Карличек, но доскажите все же о ключах.
— Как вам угодно, — уже в третий раз говорит Карличек и наконец переходит к делу. — Вот эти два ключа от рабочего стола Галика в институте и от его шкафчика. Был тут еще один ключ от шкафчика с опасными веществами, но его мы отдали в институт, а то там уже пришли в отчаяние. Вы не возражаете?
— Пока нет.
— Еще один ключ от подъезда дома. А этот маленький, с зубчиками с обеих сторон, от какого-то висячего замка. Но пока что такого замка мы не обнаружили. Бывает, правда, и так, что замок теряется, а ключ остается в связке лет на десять. Но здесь есть еще один ключ, вот он, восьми сантиметров в длину, и глупо держать его в связке, если в нем не нуждаются. Ключ довольно старинный, дверей к нему мы пока не подобрали.
Я вынимаю из связки эти два странных ключа.
— Возможно, мы кое-что о них узнаем, — говорю я.
Разыскиваю Трепинского. Он занимается операцией с манекенами. Алоиз Троужил не помнил точной даты, когда он передал Галику манекены. Такси было не государственным, а частным, имело соответствующий знак на переднем стекле.
— Если у вас, Карличек, есть немного времени, — говорю я, — то подождите. Через час такси будет здесь.