Едва мне пришла в голову мысль, что убийца, скорее всего, постарается выбраться за границу и лично вести сделки по продаже, зазвонил телефон.
— Не спишь, Глеб? — спросил НД сонным голосом.
— Нет еще. А что? Тебя озарила какая-нибудь идея?
— Да. Я должен сообщить ее тебе сейчас, а то до утра она выветрится из головы. Понимаешь, это преступление нельзя рассматривать в отрыве от международной ситуации в филателии. Наша страна не относится к числу слишком богатых. У нас мало кто может себе позволить коллекционирование ради коллекционирования. Большинство наших коллекционеров, как утверждает Олесь Кригер, переживают финансовые затруднения. Следовательно, преступник попытается сбыть приобретенное не у нас в стране…
— Сам знаю. Не морочь мне голову. Уже поздно!
— Глеб… Я только хочу, чтобы ты шел по правильному пути. У меня стопка филателистических журналов, которые я как раз просматриваю. Вот, например, некая фирма, Пятая авеню, 489, Нью-Йорк, объявляет…
Он замолчал на мгновение. Слышно было, как шелестят страницы, затем продолжал:
— Послушай, нью-йоркский «Stamps» в восьмом номере пишет «We like to fly». «Мы любим летать». Дальше: «Мы действительно охотно путешествуем самолетами, когда есть что-то достойное нашего внимания, чтобы осмотреть, немедленно приобрести, заплатить наличными или договориться о продаже с аукциона. Предлагаем самые высокие цены. Стоит только дать знать по телефону: Мюррей 2-0980, и мы вылетаем».
— Преувеличиваешь! — ответил я, досадуя, что он затягивает разговор. — Значит, ты звонишь, а он немедленно заправляет самолет горючим?
— Никто тебе не сказал, что именно он заправляет и что самолет вылетает прямо в Варшаву. На свете существуют различные дочерние филателистические фирмы. В Европе есть Берлин, Мюнхен, Франкфурт-на-Майне…
— Есть еще города Баня Лука и Фиуме. И эти города запечатлены на марках! — перебил я его.
— Фиуме? — оскорбился НД. — А то, что продажная цена коллекции Гаспари в Лондоне, согласно «Philatelic Magazine» ,составила 2 миллиона 610 тысяч фунтов, или около 7 миллионов долларов, то есть больше стоимости любого произведения мирового искусства, — это, по-твоему, тоже Фиуме? А то, что в Соединенных Штатах Америки существуют фирмы, изготовляющие мебель только для филателистов, или что в Западной Германии выпускаются пишущие машинки со шрифтом, включающим филателистические символы, — это тоже, по-твоему, Фиуме?… Знать тебя не желаю, Глеб! Ты ведешь себя, как троглодит! — вспылил он — Если ты занялся расследованием этого убийства, то тебе нельзя не знать подобных вещей!
— Ты так считаешь?… Ладно. Если мне твое «открытие» понравится, я его обдумаю. Давай спать! — сказал я и спокойно положил трубку.
Убитый коллекционер, конечно, знал, что происходит в филателии на Западе. Он был, как я понял из рассказа вдовы, истинный коллекционер: охотнее менял, чем продавал.
Не исключено, что он, солидный филателист, кое-что доставал на Западе для своей коллекции, ну и что-то отдавал взамен.
Правда, строить какие бы то ни было гипотезы было еще рано. Нужно было просто анализировать факты.
А их не так уж и много: убийство, пропажа «Десяти краковских крон» — самой дорогой и редкой польской марки; помимо «Десяти крон», была украдена коллекция «За лот», затем на следующий день (когда я получил по голове) пропали классические марки на 15 миллионов франков, описанные в «The Rarest Stamps».
Некоторые моменты заставляют задуматься.
Ведь в первый день убийца выкрал лишь польские марки: более тысячи экземпляров марок «За лот» и «Десять краковских крон». Большинство экземпляров «Краковских крон», как проинформировал нас доктор Кригер, уже давно уплыло за границу перед войной и во время войны. За границей о них чаще говорят, чем в Польше, и там их легче достать, чем у нас…
В то же время иностранные марки-классики определенно представляют за границей гораздо большую ценность, чем в Польше. Судя по каталогу Скотта, нужно десять «Краковских крон», чтобы получить «Женеву» № 12 А 7, которая исчезла из коллекции на следующий день после убийства.
Если бы убийца был иностранцем, ход его мыслей был бы примерно таким: «Сначала «Женева», а потом «Десять краковских крон». Сначала он подумал бы о марках кантонов Швейцарии, а потом уж о польских марках, сбыть которые на Западе труднее. Значит, будь это иностранец, последовательность краж была бы иной.
Напрашивался вывод: убийство совершил не иностранец. Принимая во внимание ценность украденных экземпляров, следовало предположить, что убийца постарается выехать за рубеж. Таким образом, ключ к решению загадки — в стране.
Было около двух часов ночи. Поскольку я пришел к кое-каким выводам, определившим направление моей деятельности, я стал думать о… собственной коллекции. Ее основу я заложил двумя сомнительной ценности марками из серии «Колумб». «Симпатичный» мошенник выманил у меня два чудесных экземпляра «За лот». Обвел меня вокруг пальца.
«Не везет мне с филателией! Не везет с самого начала!» — вспомнил я происшедшее со мной на вилле.
Следуя программе-минимум, я должен был продолжить разговор с вдовой, которая, как я был уверен, не все еще рассказала.
На следующий день, доложив в управлении о своем выходе из больницы и переговорив с моим дорогим шефом, я сразу же направился на место преступления.
Наш агент-наблюдатель якобы чинил уличные фонари, находившиеся недалеко от виллы. Он издали махнул мне рукой. Взглянув на его физиономию, я понял, что на вилле ничего интересного не случилось.
Почти у самой калитки я столкнулся с почтальоном, которого немного знал.
— Я получил квартиру в этом районе, — ответил почтальон на мой вопрос о причине его исчезновения с Горносленской.
Завязалась короткая дружеская беседа.
— Закурим?
— Закурим… А вы, капитан, почему здесь? Каких-нибудь бандитов ищете? — спросил почтальон.
— И да и нет… Скажите-ка мне лучше, что вы знаете об убитом? — кивнул я в сторону виллы.
— Что? Был страшным скрягой. Ну, конечно, жаль человека. Сколько мне приходилось таскать ему каждый день книг, разных газет и журналов!… Он получал корреспонденцию со всего мира.
— А после убийства?
— За последнюю неделю? Два заказных письма из Америки. Я запомнил это потому, что расписалась за них вдова, а мне за это нагоняй дали. Эх, капитан, если б я знал, что вы интересуетесь этим убийством, я бы повнимательнее присматривался ко всему, что с ним связано.
На всякий случай я попросил почтальона, если он что-нибудь заметит, срочно сообщить об этом в районный комиссариат.
Я вошел в виллу.
Несколько минут спустя я уже разговаривал с вдовой и поинтересовался, не получала ли она после смерти мужа корреспонденцию; она ответила, что получила брошюры, газеты и журналы.
— А писем не было? Из-за границы? — уточнил я свой вопрос.
— В последние годы муж резко сократил переписку. Письма получал редко — одно-два в год. Вчера я вам уже говорила об этом…
Не верить почтальону у меня оснований не было.
И вдруг я подумал: а не позвонить ли полковнику и не попросить ли у него разрешения на обыск квартиры? Но… этого позволить себе я не мог. Мои познания в области филателии были слишком ничтожны.
Ведь если вдова сама замешана в убийстве мужа (чего только на свете не бывает?!), то я только спугну ее и восстановлю против себя. А мне нужно не только найти убийцу, но и разыскать марки.
Я расспрашивал ее об альбомах, о коллекции марок. В комнате было много стеллажей с книгами, целая библиотека. На мой вопрос о книгах, заданный без всякой цели, вдова ответила:
— Это не художественная литература. У мужа не было любимых писателей. Это все старые каталоги, периодические издания, монографии и ценники со всего мира. Они ему нужны были для коллекционирования и систематизации марок разных стран. А в письменном столе лежат кварцевая лампа и разные приборы для определения подлинности марок.
Мы начали один за другим просматривать альбомы. Я хотел составить точную опись украденных марок. Предварительная опись, сделанная НД с доктором Кригером, была неполной.