— Я еще раз повторяю, пан Ковальский, мне в данном случае сказать вам нечего. Сейчас я иду к адвокату Ресевичу и передам ему ваше предложение. Подождите меня минутку. — С этими словами Рушинский покинул свои «апартаменты».
— Слушай, Кароль, — разговор уже велся в боксе Ресевича. — У меня сейчас Ковальский. Он согласен пойти на мировую, но хочет пятьдесят тысяч.
— Спятил! — коротко, но ясно выразил свое отношение к этому предложению адвокат Ярецкой.
— А вы сколько предлагаете?
Когда я разговаривал с моей клиенткой, речь шла о десяти тысячах. Возможно, она согласится как максимум на двадцать. Но пятьдесят тысяч — это просто нахальство! Скажи ему, Метек, чтобы он выбросил эту дурь из головы.
— Ковальский не дурак, — заметил Рушинский. — Он прекрасно понимает, почему Ярецкая хочет избежать суда, и намерен использовать это.
— Тем не менее о такой сумме не может быть и речи. Я сам буду отговаривать клиентку.
— Как знаете. Я сообщу Ковальскому ваше мнение. Едва Рушинский переступил порог своего бокса, как Ковальский спросил его:
— Ну как? Согласны?
— Нет. Они считают, что слишком много.
— Сколько же дают?
— Адвокат Ресевич говорил о десяти тысячах.
— Ну, уж нет! Пусть я ничего не получу, но они всю эту кашу будут на суде расхлебывать.
— Каково же будет ваше последнее предложение?
— Тридцать тысяч. И ни злотым меньше. Я отдаю им всю мастерскую, а они не хотят выложить даже этих нескольких тысчонок.
— Хорошо. Я еще раз попытаюсь поговорить с адвокатом Ресевичем. — С этими словами Рушппский поднялся и вышел.
— Тридцать тысяч — очень большая сумма, — сказал Ресевич. — Этот вопрос я один решить не могу. Я должен поговорить с Ярецкой. Пойду позвоню ей. Подождите меня.
Рушннский вернулся к себе:
— Нужно подождать. Ресевич ведет переговоры с Ярецкой.
Минут через пять в бокс вошел Ресевич.
— Станислав Ковальский? — Ресевпч поздоровался с наследником. — Я только что говорил с моей клиенткой. Она согласна на тридцать тысяч. А вы, пан Ковальский, должны подписать нотариальное заявление об отказе от наследства.
— Почему ж не подписать! Если денежки выложите, то подпишу что требуется.
— Следовательно, договорились. Худой мир лучше доброй ссоры. — Адвокат вдовы, в сущности, был рад, что удалось избежать процесса, который обещал быть длительным. — Что касается срока, то лучше сделать все как можно быстрее. О деталях вы договоритесь с адвокатом Рушинским. А сейчас прошу извинить меня, но я должен покинуть вас. Ничего не поделаешь — ожидает клиент.
— Мне тоже не терпится, — сказал Ковальский после ухода Ресевича. — А ведь обобрали они меня…
— Помилуйте, это ли не выгодная сделка! Тридцать тысяч — немалые деньги.
— Ладно уж, подпишу. Только чтобы и вы тоже там, у нотариуса, были. Вы все проверите. Я этой черной ведьме не верю. Как начнет своими зелеными зенками буравить, так они, помощники нотариуса, обалдеют и понапишут все, чего она захочет. Я лишь тогда поставлю свою подпись, когда они вам в руки наличные выложат. А как будем выходить из конторы, вы мне их отдадите.
— Спасибо за доверие, — усмехнулся Рушинский.
— Я о вас много хорошего слышал. Вы одного моего кореша защищали. Он мог схлопотать пять лет, а получил только полтора года. Кореш рассказывал, что вы, пан меценат, так их всех разделали в судебном зале, так им раздоказали, что и сам он начал думать, а может, и впрямь не он обчистил тот чердак на Броней…
— Припоминаю, Вавжинец Фабисяк.
— Ну, и память у вас, — просиял Станислав Ковальский.
— А теперь, когда мы покончили с делом, скажите, только без вранья, каким образом вы узнали содержание завещания Ярецкого?
— Я и сам толком не знаю, пан меценат.
— Как это так?
— А так, — начал Ковальский. — Вернулся я домой в конце мая. Жена говорит — тебе письмо. Ну, думаю, опять какая-нибудь повестка. Вечно ко мне цепляются: то на комиссию вызовут — почему, мол, не работаешь, а то снова в суд. Однако, гляжу, на этот раз что-то другое. Обычный почтовый конверт. Заказное письмо. Прочитал и вижу: кто-то разыграть меня надумал, одурачить захотел…
— Цело у вас это письмо?
— Оно со мной. — Ковальский вытащил из кармана пиджака уже изрядно замызганный конверт и подал адвокату.
Пан Ковальский!
Умер Влодзимеж Ярецкий, тот, который изготовлял предметы религиозного культа. На Хелминской, дом семнадцать. Вы знаете его, так как не раз брали у него товар. Перед смертью Ярецкий составил завещание и завещал Вам все свое состояние.
В завещании Ярецкий указывает, что делает это потому, что Вы во время Варшавского восстания вытащили его из-под развалин. Перед войной он жил на Старувке, на улице Закрочимской. Запомните это хорошенько и заявите, что Вы спасли Ярецкого. Прибавьте себе десять лет, иначе никто Вам не поверит.