Откуда он доставал ключи?
— Я никогда не обращала на это внимания. Следующим вошел Ян Урбаняк. Несмотря на то, что ему было явно за сорок, он сохранил стройность, а седые виски и правильные черты лица придавали ему привлекательность, подтверждая мнение секретарши Эльмер.
После нескольких предварительных вопросов майор затронул интересовавшую его тему:
Сидя в одной комнате с Белецким, вы не замечали, чтобы кто-нибудь интересовался ключами от сейфа?
Нет, ничего такого не замечал,— прозвучал решительный ответ,
Белецкий никогда не забывал свои ключи?
Белецкий? Вы просто его не знаете! Он носит их всегда с собой, прикрепляет к ремню на брюках.
Однако для того, чтобы открыть сейф, он должен их отстегивать?
Да, конечно. Потом клал на стол.
Стецкий и пани Эльмер иногда заходили к Белецкому. Они не брали ключи в руки?
Нет... Пожалуй, нет...— Урбаняк внезапно заколебался.
В комнату вошел поручик Герсон и, пе говоря ни слова, сел рядом с сержантом. Урбаняк проводил его взглядом.
Так кто? Стецкий или Эльмер?
Эльмер. Это было недели две назад. Она пришла к нам по какому-то делу и во время разговора неосторожным движением сбросила ключи на пол. Сразу же наклонилась и подняла, но потом стала дурачиться: спрятав ключи за спину, требовала, чтобы Белецкий угадал, в какой они руке, а так она их не отдаст.
Ну, это выглядит довольно невинно... Вам не кажется?
Урбаняк посмотрел на майора с понимающей улыбкой:
— У меня было такое впечатление, что она сбросила ключи не случайно.
Последним вошел в комнату старый кассир. Худой, сгорбившийся, с ввалившимися щеками и большим кадыком, выступающим из свободного ворота рубашки. Он поклонился уже с порога и осторожно присел на указанный ему стул. Выдма окинул его быстрым взглядом, но ничего, кроме подавленности, не прочел на лице кассира.
— Ну и что, пан Белецкий, много денег у вас украли? Старый кассир кивнул головой и вздохнул.
— Много... Точнее, два миллиона восемьсот три тысячи двести.
Мне известны размеры похищенной суммы,— прервал его Выдыа.— Я хотел бы узнать, какого достоинства были банкноты.
Как всегда для выплаты — от тысячи до двадцаток и мелочь.
И мелочь забрали? — удивился Выдма.— Сколько?
Шесть тысяч. Столько я заказал в банке.
А сколько она весит?
Пару килограммов, не так уж много, чтобы ею пренебречь.
Можно только подивиться такой мелочности, неправда ли, пан Белецкий?
Конечно... При такой сумме прихватили и эти шесть тысяч.
Как вам работается с Урбаняком?
Не могу пожаловаться. Он помогает мне выдавать зарплату, один я бы не справился. И вот теперь это ограбление... Я чувствую себя виноватым, пан майор... Это я настоял на переносе выплаты, так как боялся, чго несправлюсь, а взять другого помощника вместо Урбаняка не решился: недоглядит чего-нибудь и напутает. С деньгами шутки плохи... А они словно того и ждали!
Да, в этом, собственно, суть дела. Ну, а что вы можете сказать о Стецком? Говорят, вы приятели?
Были! — В голосе старого кассира прозвучало возмущение.
Почему вдруг такая перемена? Ведь он даже бывал у вас дома?
Вот именно! И я его поймал, когда он обшаривал мои карманы.
Когда это произошло? Расскажите подробпее.
Дома костюм я всегда вешаю на спинку стула и надеваю шлафрок. Стецкий пришел ко мне вечером и предложил обменяться марками, а так как меня это заинтересовало, я пошел за своими. Вернувшись, я сразу заметил, что пиджак трогали, а ключи, которые я всегда прикрепляю к поясу брюк, выскользнули и висят на ремешке.
Как вы думаете, что он искал?
Как это что? Конечно, марки! Этот мошенник думал, что я ношу их с собой.
Что вы предприняли?
Теперь я жалею, что не вышвырнул его за дверь.
Тогда я только пробурчал что-то и мы рассорились. — Что вам ответил Стецкий?
Он утверждал, что хотел включить лампу, стоявшую на столе, и при этом задел за стул. Как будто в комнате не горела люстра! Глупое объяснение.
А вы не подумали, что Стецкий говорил правду? Я ничего не понимаю в марках, но, возможно, ему действительно понадобилось больше света. К тому же, как я слышал, вы знакомы со Стецким довольно давно, он должен был знать, что вы не носите марки с собой.
Белецкий какое-то время смотрел на Выдму, ничего не говоря, наконец, заметил в растерянности:
Вы так думаете?.. Считаете, что это возможно? А я был уверен, что он хотел меня обокрасть.
С коллекционерами и не такое случается, пан Белецкий. Они убеждены, что все покушаются только па их добро. Пока все. Спасибо.
Оставшись вдвоем с поручиком Герсоном, Выдма отодвинулся вместе со стулом от стола и спросил:
Ну, гений криминалистики, что скажешь?
О Белецком?
Нет. О своих успехах.
Отпечатки пальцев — на проверке, план здания у меня с собой. Урбаняк был вчера у зубного врача сразу после десяти. Она подтвердила воспаление надкостницы и, поскольку опухоль была незначительная, произвела экстракцию, или, попросту говоря, удалила ему зуб.
На чем основан ее диагноз?
Я не спросил, но приблизительно зпаю, как это выглядит. Стучат по зубам; если пациент подскочит, тут тебе и диагноз готов.
Но ведь делают и снимки.
— Только не тогда, когда пациент стонет от боли.
— Довольно просто симулировать — эту боль.
У нее не было таких подозрений, как у пас. Не могла же она предвидеть, что это окажется так важно?
Ладно, поздно теперь об этом говорить, слишком поздно. Скажи лучше, что, по-твоему, в этом деле главное?
Прежде всего то, что грабители знали о деньгах, оставшихся в сейфе. Значит, у них здесь есть свой человек.
Так уж обязательно? О том, что выплату перенесли на следующий день, знали все сотрудники.— Выдма исподлобья посмотрел на поручика.
Тем не менее это факт. Столь серьезная операция, как грабеж, требует организации п тщательной подготовки. Значит, неожиданно полученное известие о переносе выплаты, а заранее такое нельзя было предвидеть, застало группу готовой к действию.
Так, наверное, и было. Они только ждали случая.
А если бы он не представился?
Вот в том-то и дело! Или выжидали, пли сами создали подходящую ситуацию. Пожалуй, может подтвердиться твое предположение относительно того, что у них был здесь свой человек. Подходящую ситуацию, скажем, создал Урбаняк, хотя я еще не могу утвержать, что преднамеренно. Поэтому ты немедленно займешься им. Чтобы завтра к полудню у нас уже были данные о его знакомствах и связях.
— Неужели этот человек для пользы дела пожертвовал собственным зубом? — бросил поручик иронически.
— Второе,— продолжал Выдма,— это ключи. Сейф не был взломан, значит, ключи подделали. Их держал в руках Урбапяк, кроме того, Эльмер, а возможно, и Стецкий. Но вот что меня мучает больше всего: как случилось, что убитый вахтер дал подойти к себе так близко и ему вонзили нож в спину? Возможно ли такое, если он не знал убийцы?
Наверняка даже должен был знать...— согласился Герсон.
Меня радует, что ты это подметил...— Выдма и не пытался скрыть ехидства.
Сарказм как форма давления на подчиненного? — пробурчал поручик.— Нехорошо. Что дальше?
Просмотри протокол допроса Эльмер. Возможно, там будет какая-то ясность относительно ключей. Это второе лицо после Урбаняка, на которого падает подозрение. Третий — Стецкий. Теперь бросай в бой своих рыцарей, а сам вызови в управление ночных вахтеров, может, они что-нибудь добавят к делу.
Слушаюсь...— Герсон почесал нос.
Затем это незакрытое окно... Обнаружены ли какие-нибудь следы на подоконнике и на полу?
На подоконнике царапины, возможно от сапог, и немного шлака. А вот пол уборщица успела тщательно протереть.
Покажешь мне это окно, а потом я пойду к Герману. И как договорились — первая встреча завтра в двенадцать.
В окно он увидел низкое длинное здание из белого кирпича с рядом продолговатых окон под крышей, крытой толем. На крючках висели красные пожарные лестницы, порыжевшие от дыма и дождей. У стены стояли бочки для воды и ящики с песком.