Позиция Фрейда в отношении развития женской сексуальности — это один из многих примеров его стойкой приверженности интроспективному и эмпатическому методам наблюдения. Важно, однако, отметить, что, несмотря на свою неизменную верность психоаналитическим наблюдениям, Фрейд предпочитал уклоняться от четкого выражения некоторых своих понятий, размещая их между биологией и психологией. Эта граница исчезает, когда дело касается практики: под этим углом зрения едва ли стоит рассматривать динамическую концепцию с ее гормональным или биохимическим пониманием влечения (то есть с его биологическим пониманием с практической точки зрения); ближе к истине была структурная концепция с анатомическим пониманием Сверх-Я.
СВОБОДА ВОЛИ И ПРЕДЕЛЫ ИНТРОСПЕКЦИИ
Психология и особенно психоанализ в последнее время столкнулись с новой формой хорошо знакомого парадокса, который уже возникал в виде различных формулировок в теологии, философии и юриспруденции, а именно: каким образом наша способность к выбору или принятию решения совместима с законом психического детерминизма? На первый взгляд психоанализ отвергает возможность существования свободного выбора в действительности: во-первых, он показывает, что нами управляют иррациональные силы, которые мы можем лишь рационализировать; во-вторых, в нем утверждается, что для нас характерна тенденция к нарциссической переоценке собственных психических функций и поэтому у нас возникает обманчивое, подобное мании величия, чувство свободы, которое беспокоит столь ценную для нас высшую нервную деятельность. Более внимательное исследование, однако, показывает, что психоаналитический подход в отношении возможности выбора и решения является непростым и противоречивым.
О противоречивости мнения Фрейда на этот счет лучше всего говорит тот факт, что между строк и в качестве своего личного мнения он всегда придерживался той точки зрения, что свобода, выбор и решение присутствуют в человеческой психологии; тем не менее он долгое время не хотел вводить эту точку зрения в теорию психоанализа. Показательным в этом плане является то, что его знаменитое и часто цитируемое высказывание относительно цели психоаналитической психотерапии помещено в сноске. В книге «Я и Оно» (Freud 1920) он пишет, что психоанализ «предоставляет Я пациента свободу выбора того или иного пути» (курсив Фрейда. — X. К.).
В более ранних теоретических построениях у него отчетливо заметна ориентация на абсолютный психический детерминизм, и они оставляют мало места в Я для «свободы решения». Наличие подобной точки зрения доказывают понятие «Ich-Triebe» (влечения Я, инстинкты Я '); утверждение о том, что Я развивается из Оно, или утверждение о том, что принцип реальности представляет собой видоизмененный принцип удовольствия. В более зрелых теоретических концепциях он начинает утверждать, хотя в большинстве случаев лишь имплицитно, положения о свободе или независимости Я, которые до этого тоже встречались в его ранних работах. Представления о Я как о психической структуре и несколько замечаний о независимом происхождении Я, высказанных в работе «Конечный и бесконечный анализ» (Freud 1937), наряду с утверждением, содержащимся в книге «Я и Оно», являются примерами небольшого изменения его теоретических воззрений, вероятно предвещавшего то, что мы сегодня, вслед за Гартман-ном (Hartmann 1939), обычно называем «автономией Эго».
Запутанная ситуация может несколько проясниться, если мы вновь обратимся к проблеме, четко определив метод наблюдения, при помощи которого мы получаем сырой материал для наших теоретических построений. Для науки, которая получает материал для наблюдения при помощи интроспекции и эмпатии, проблема состоит в следующем: мы можем наблюдать в самих себе способность выбирать и решать — в таком случае может ли дальнейшая интроспекция (анализ сопротивлений) разложить эту способность на ее основополагающие компоненты? Интроспекция может проникнуть в противоположные друг другу психологические конфигурации, а именно в опыт испытанного принуждения и в опыт нерешительности и сомнения (например, при навязчивой идее). Если нам удастся ослабить эти явления психоаналитическими средствами путем выяснения их мотивов, одновременно снова возникнет ситуация свободы выбора и решения. Можем ли мы сделать то же самое с интроспективно наблюдаемой свободой выбора? Можем ли мы при помощи интроспекции разложить осуществление выбора на компоненты принуждения и нарциссизма? Несмотря на ту значимость, которую придают в психоанализе бессознательной мотивации и рационализации, ответ на этот вопрос будет отрицательным, поскольку систематическое возвращение бессознательных мотиваций и рационализации приводит при благоприятных обстоятельствах к более обширному и живому опыту свободы.