Оставляя в стороне социокультурные причины наших сомнений относительно интроспекции (выраженные, например, такими модными словами, как «мистическое», «йога», «восточное», «незападное»), мы должны определить основную причину нашего предубеждения против признания данного метода наблюдения, который привел нас к таким замечательным результатам. Быть может, страх, приводящий к защитному пренебрежению важностью интроспекции для психоанализа, происходит от страха перед беспомощностью от нарастания напряжения. Мы привыкли к снятию напряжения при помощи действия и допускаем мысль лишь в качестве промежуточного звена по отношению к действию, в качестве отложенного действия, пробного действия или его планирования. Похоже, что интроспекция препятствует потоку снятия напряжения и, таким образом, усиливает специфические страхи, возникающие в процессе раскрытия подавляемого содержания, поскольку она способствует возникновению страха перед пассивностью и усилению напряжения. Правда, свободное ассоциирование в психоанализе — не то же самое, что обычный мыслительный процесс. Под мышлением обычно подразумевается «пробное действие, сопровождающееся перемещением небольших количеств энергии» (Freud 1911). Можно сказать, что психоаналитическая терапия in toto' готова к действию (к свободе его совершения); свободное ассоциирование готово, однако, не к действию, а к структурной перестройке сознания благодаря устойчивости к возросшему напряжению.
На ранних стадиях анализа пациенты закономерно боятся длительности анализа и частоты его сессий, потому что это связано с потерей времени и денежными расходами на лечение. Создается впечатление, что в некоторых случаях за этими жалобами скрывается глубинный страх перед бездеятельностью в процессе нарастания напряжения, иными словами, страх перед длительным изменением направления энергетического потока на противоположное, инициируемым интроспекцией. Подобный же дискомфорт, возможно, испытывают и некоторые аналитики, и в результате этого в ходе наших экспериментов с аналитическим методом мы не решаемся исследовать результаты увеличения длительности интроспекции, в частности эффективность увеличения длительности аналитических часов.
Интроспекция, несомненно, может также служить и средством ухода от реальности. В наиболее патологических формах, например аутистических грезах больных шизофренией, интроспекция уступает принципу удовольствия и становится пассивным проводником фантазий. В большей степени интроспективной части Эго доступны рационалистические формы интроспекции мистических культов и псевдонаучной мистической психологии, хотя принцип удовольствия доминирует и здесь. Потенциальные возможности злоупотребления интроспекцией не уменьшают ее ценности как научного инструмента. В конце концов, неинтроспективные естественные науки также могут служить неизменному принципу удовольствия, если ученый использует свою научную деятельность в патологических целях. В психоанализе же интроспекция — не средство пассивного ухода от реальности, а самое что ни на есть активное исследовательское и предприимчивое начало: стремление к углублению и расширению наших знаний развивает ее так же, как и наиболее совершенные естественные науки.
РАННИЕ ФОРМЫ ПСИХИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
Интроспекции противостоят не только иррациональные сопротивления, но и реальные ограничения. К примеру, мы слышим критическое утверждение о том, что описания или теории какого-либо автора носят антропоморфный характер, претендуют на зрелость или что-то в этом роде. В ключе наших рассуждений данные критические утверждения означают, что наблюдатель при эмпатии проявил недостаточно благоразумия или что к автору проявляют неадекватную эмпатию. Не приходится сомневаться в том, что, чем больше объект наблюдения отличается от наблюдателя, тем меньше последний сопереживает ему. Психоанализ является генетически ориентированной наукой и рассматривает человеческий опыт как продольный континуум форм психической организации различной сложности, степени зрелости и т.п. Таким образом, ранние формы психической организации бросают вызов нашей способности к самоэм-патии, то есть нашей способности к эмпатии по отношению к нашим прошлым формам психической организации. (Данные рассуждения применимы, конечно же, по отношению не только к продольному, но и поперечному континууму, например, когда мы говорим о психологической глубине и регрессиях во время сна, невроза, в состоянии усталости, стресса и т.д.)