17. ОСТАЕТСЯ СТРАШНОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ
— Но убийство в этом доме все-таки произошло, — сказал шеф полиции почти дружелюбно. — Молодой человек, скончавшийся в спальне Альберты, умер насильственной смертью. Он был отравлен ядом, который содержался в игле его необычного амулета.
— Это не амулет, а орудие смерти, — громогласно изрек пастор. — Я ему так и сказал. И еще сказал, что он не должен возить в своем багаже смерть.
Теперь все сидели на веранде. Пастор, его жена и Мирьям Экерюд расположились на угловом диване под портретом Франциски Фабиан. Еспер поставил свой стул возле сестры, а Полли расположилась на другом стуле у распахнутой двери в гостиную. Казалось, будто все, кроме Полли, стараются сбиться в кучу, ища друг у друга поддержку и утешение.
На время обеда они получили необходимую передышку, но все равно сидели как в воду опущенные, не улучшилось настроение и за вечерним кофе. В этот ветреный, ненастный день к девяти уже стемнело, и даже веселые абажурчики Альберты не давали ощущения тепла и уюта.
Вновь оказавшись в центре уголовного расследования, наследники окончательно упали духом.
Первым на веранде появился Сванте Странд со своим вечным портфелем, он скромно примостился на табурете возле рояля.
Шеф полиции и комиссар Вийк пришли одновременно. Кристер был молчалив и серьезен, а Лёвинг держался необычайно любезно, точно явился на светский прием.
Однако тема была слишком мрачна для светской беседы.
— Яд скорпиона оказался чрезвычайно высокой концентрации, — начал шеф полиции, — его ввели прямо в вену. К тому же действие яда усугубилось двумя таблетками снотворного.
— Снотворного? — удивилась Полли. — Зачем Эдуард его принял?
Мирьям отбросила со лба белокурую прядь.
— Не будь дурой, — резко сказала она. — Миллионы людей каждую ночь глотают снотворное, надо или не надо.
— А что он принял? — полюбопытствовала Лиселотт.
— Мандракс, — коротко ответила Мирьям.
— Вдобавок за ужином он выпил пол-литра красного, не меньше, — напомнил Андерс Лёвинг.
— Ну и что из того? Эдуард пил красное вино, как воду.
— Дело в том, что препарат мандракс, производимый довольно безответственной иностранной фирмой, в сочетании с алкоголем в некоторых случаях бывает причиной скоропостижной смерти. Мандракс угнетает функции жизненно важных центров — дыхания и кровообращения. А поскольку яд скорпиона действует на те же центры, смерть Эдуарда Амбраса наступила мгновенно.
— Значит, он не мучился? — спросил Еспер Экерюд.
— Скорее всего, он не успел даже проснуться. Но медицинская экспертиза этого еще не подтвердила. — Лёвинг обменялся взглядом с комиссаром Вийком и продолжал: — Зато дактилоскописты пришли к единому мнению.
— И к какому же? — взволнованно спросил пастор.
— Что ни на медальоне, ни на амулете, ни на колпачке от иглы нет никаких отпечатков пальцев.
— Значит, убийца действовал в перчатках? — предположил Еспер.
— Да, — ответил Лёвинг. — Фру Вийк сказала, что в кухне под мойкой всегда лежала пара тонких резиновых перчаток. Они исчезли. А это означает только одно…
— Предумышленное убийство?
— Да. Предумышленное убийство.
— Какая нелепость, — пробормотала Полли, ни к кому не обращаясь. — Приехать бог знает откуда только затем, чтобы здесь погибнуть.
— Мог бы вообще держаться подальше отсюда, — беспощадно сказала Лиселотт. — И ему и нам было бы лучше.
Но Рудольф Люнден не разделял их мнения.
— Он был из семьи Фабиан, — задумчиво сказал он. — И вполне естественно, что поиски в конце концов привели его сюда. Меня удивляет другое — почему никто из нас досих пор не знал о его существовании. Разве не следовало постараться разыскать его еще двенадцать лет назад, когда умер управляющий Фабиан?
У присутствующего тут адвоката хватило такта принять виноватый вид. Шеф полиции и Кристер Вийк переглянулись; судя по всему, они заранее распределили между собой роли в этом спектакле.
Кристер опирался на старинный секретер красного дерева, который стоял между двумя дверями — в гостиную и в прихожую. С этого места вся веранда была у него как на ладони.
— Безусловно, — поддержал пастора комиссар, — Эдуарда Амбраса, как наследника Фабиана, следовало тогда же вызвать, чтобы он присутствовал во время описи имущества и защищал свои права или хотя бы поручил это дело своему поверенному. Однако ничего этого предпринято не было.
— Интересно, почему? — спросил пастор. — Неужели юристы совершили такую грубую ошибку?
— Я навел кое-какие справки, — невозмутимо продолжал Кристер. — И пришел к выводу, что промах, допущенный Сванте Страндом Старшим, нельзя ставить ему в вину. Во-первых, пока Альберта была жива, наследство, оставленное мужем, все равно принадлежало ей, поэтому объявлять в газетах розыск наследников было бессмысленно. Во-вторых, не так просто найти членов семьи, покинувших Лубергсхюттан в тысяча девятьсот двадцать втором году и уже из Гётеборга переехавших в Венесуэлу, а затем в Колумбию и Бразилию.
— Верно, верно, — согласился пастор. — К тому же Латинская Америка — это настоящие джунгли.
— Кроме того, Пепита Фабиан второй раз вышла замуж, а ее сын переменил имя и фамилию, став Карлосом Амбрасом. Его родные потеряли шведское гражданство и всякую связь с родиной задолго до его смерти в тысяча девятьсот сорок девятом году.
— Однако Франс Эрик все-таки узнал о смерти своего младшего брата, — напомнил Рудольф Люнден. — Как, по-вашему, откуда?
— Об этом я тоже думал, — сказал комиссар. — Мне пришло в голову, что единственный, кто может хоть что-нибудь знать об этом, — самый старый юрист фирмы «Странд, Странд и Странд». Я обратился за помощью к Сванте Странду и не ошибся.
Сванте Странд поправил галстук и решительно откашлялся.
— С дедом бессмысленно разговаривать по телефону, поэтому я отправился в Эребру. Мне посчастливилось, сегодня он оказался в хорошем состоянии. Он сразу вспомнил, что у дяди Сванте была папка с письмами управляющего Фабиана. Мало того, ему удалось найти эти письма, о существовании которых я даже не подозревал. И вот… — Он положил на рояль свой портфель и расстегнул его. — Вот что я обнаружил. Письмо от Пепиты! Отправлено в апреле сорок девятого года, обратный адрес не указан. Читаю. «Дорогой Франс Эрик. С прискорбием сообщаю, что твой единокровный брат Карл скоропостижно скончался. Детей он не имел, таким образом, наша ветвь рода Фабианов прекратила свое существование. Надеюсь, что теперь ты избавлен от денежных осложнений. В этом отношении у меня нет причин тревожиться. Прими наилучшие пожелания от своей бывшей мачехи. Пепита».
— Она не упоминает Эдуардо, — возмутилась Мирьям. — А ведь он родился в том же году.
— Но не весной, — машинально вставила Полли. — В конце октября или в ноябре.
— Откуда ты это узнала?
— От Эдуарда. Он же говорил вчера вечером, что родился под знаком Скорпиона.
— Полли права, — подтвердил Кристер Вийк. — Эдуард родился двадцатого ноября. Когда погиб его отец и бабушка написала это письмо, его еще не было на свете.
Вот самое убедительное объяснение, почему ни Франс Эрик, ни его адвокат не знали о существовании Эдуарда.
— А она еще жива, эта пресловутая Пепита? — заинтересовалась Лиселотт. — Неужели это она там, на чужбине, выучила его так хорошо говорить по-шведски?
— Да, — ответил ей Еспер Экерюд. — Его вырастила бабушка. После ее смерти у него никого не осталось во всей Южной Америке. Поэтому он уехал оттуда сначала в Африку, а потом в Европу.
— Ты знаешь о его прошлом больше, чем я, — сказала Мирьям, не скрывая горечи.
— К сожалению, многого о нем мы так и не знаем, — признался Кристер. — Навсегда останется тайной, почему он приехал сюда именно теперь, где он провел пасху и виделся ли с Альбертой на второй день пасхи. Мы знаем одно: минута, когда он раскрыл перед вами секрет своего происхождения, оказалась для него роковой.