В работе полицейских, как ее изображают Вале и Шеваль, нет ничего романтического или героического. Она повседневна, буднична, однообразна, хотя порой и опасна. Образы комиссара полиции Мартина Бека и группы его сотрудников и друзей объединяют романы декалогии. В самом комиссаре нет никаких черт супермена, обычно присущих сыщику экстракласса, каковым Бек, несомненно, является. Нет у него и экстравагантных хобби — всего лишь увлечение моделями кораблей. Сыщик из традиционного детектива практически неуязвим, а Бек долго находился на излечении после схватки на крыше с преступником, кстати, бывшим полицейским, о чем рассказывается в романе «Негодяй из Сэфле». Так, мелкими, но всегда точными деталями авторы наполняют каноническую литературную форму приметами реальной жизни.
Мартин Бек в романе «Запертая комната» — усталый, не слишком здоровый и не слишком удачливый человек. Семейная жизнь его расстроилась, очень многое не радует его и в том, как работает шведская полиция. Но есть в характере героя черты, делающие его необыкновенно привлекательным: абсолютная личная порядочность, помноженная на в высшей степени развитое чувство долга и справедливости. Именно потому он и продолжает заниматься, казалось бы, совершенно безнадежным делом о гибели пенсионера Свярда, бедного, угрюмого и жадного человека. Халатность полицейских, начавших следствие по делу «запертой комнаты», — тревожный симптом для «демократической» Швеции. Судьба одинокого, небогатого человека, сколь бы трагичной она ни была, не вызывает ни у кого ни сочувствия, ни интереса. И дело тут не в конкретной личности Свярда. О холодном равнодушии к старости размышляет Мартин Бек, возвращаясь от матери, которую навещал в пансионате для престарелых: «Что такое одинокая нищая старость? После полноценной трудовой жизни ты обречен на жалкое прозябание и полную утрату человеческого достоинства… Да, суровый приговор ожидает тех, кто достиг чересчур преклонного возраста. Изношенному колесику место на свалке…»
Образ «запертой комнаты» приобретает в романе символическое звучание и становится воплощением состояния одиночества, в котором пребывает большинство героев. Авторы смело сближают нищего пенсионера Свярда и самого комиссара полиции. В своем одиночестве они равны. Бек размышляет: «Ладно, первый рабочий день окончен. Завтра надо будет пойти и посмотреть на эту запертую комнату. А сегодня вечером? Поест, что дома найдется, потом посидит и полистает книги, которые следует прочесть. Будет лежать в постели и ждать, когда придет сон. Один-одинешенек в собственной запертой комнате».
Глубоко одиноки и мать Бека, и Монита, и жильцы Реи.
Конечно, у комиссара есть серьезные основания для неудовлетворенности своей работой. Блистательно проведенное им расследование дела о «запертой комнате» не принимается во внимание судом и вызывает отрицательную реакцию начальника Центрального полицейского управления. Бек по опыту знает, что настоящая повседневная деятельность сыщика скорее скучна, нежели героична. Он скрупулезно собирает мелкие улики, ничего, казалось бы, не значащие частности и находит решение загадки. Но у тех, у кого в чести великий показушник и краснобай Бульдозер Ульссон, такая мелкая, неприметная работа не может вызывать одобрения.
Вале и Шеваль не только отказываются видеть суперменов в сыщиках — они последовательно лишают «мрачно-злодейского» ореола и преступников. Преступная деятельность стала сегодня на Западе одной из разновидностей бизнеса, только, пожалуй, немного более рискованной. Профессиональные грабители Мальмстрём и Мурен — вполне обычные парни, внешне благопристойные и вовсе не порочные внутренне — в том смысле, что они вряд ли получают удовольствие от своей «деятельности». Они мечтают о большом ограблении точно так же, как предприниматель — о выгодной операции, которая позволит ему обеспечить себе в дальнейшем безбедное существование и возможность отойти от дел. Не зря авторы замечают, что при иных обстоятельствах из них бы вышли неплохие полицейские.
Обычность Мальмстрёма и Мурена становится еще более очевидна, когда последний делится своими соображениями по поводу роста преступности в Стокгольме: «Положи в карман больше десятки — непременно ограбят. А если меньше десятки — шпана со зла пырнет тебя ножом. На днях я прочел в газете, что фараоны боятся по одному ходить». Это ощущение типичного обывателя, а в устах вооруженного до зубов грабителя банков оно вызывает немалый комический эффект. Но смех смехом, а если и таким, как Мурен, следует опасаться за жизнь и кошелек, то ясно, что преступность в Швеции действительно достигла, как говорится, критической точки.
Вале и Шеваль как будто задались целью дать социологический срез преступного мира. На самом верху Вернер Рус, наводчик и стратег, «мозговой трест», всегда остающийся в стороне и имеющий стопроцентное алиби, за ним Мальмстрём и Мурен, профессионалы-исполнители, тоже люди не без размаха, приглашающие себе на подмогу «коллег» из ФРГ. По сравнению с ними Мауритсон, специализирующийся на наркотиках и порнографии, явно мелкая сошка. Казалось бы, совершенно случайно пошли на преступление Монита и Свярд. Но во всех этих персонажах есть нечто общее — сознательный аморализм, отсутствие нравственных норм и критериев. Живя в обществе, где мораль фальшива и лицемерна, а все добродетели попраны и вызывают иронию, они не видят для себя никакого смысла руководствоваться принципами честности и порядочности.
Любопытно и закономерно, что все три совершенных в романе преступления оказываются, по сути, нераскрытыми, несмотря на усилия полиции, хлопоты Бульдозера Ульссона, талант и добросовестность Мартина Бека. Разгадку узнаем мы, читатели, а представители закона остаются в счастливом неведении даже тогда, когда в результате случайности к ним в руки попадает Мауритсон, которого судят за преступление… им не совершенное.
Сильная сторона дарования Вале и Шеваль — умение сопрягать живые, правдивые человеческие характеры, раскрывающиеся в конкретных исторических обстоятельствах, с прямой публицистичностью. Примеров тому в «Запертой комнате» множество.
«С некоторых пор вооруженные налеты участились, и тогда начальство распорядилось, чтобы служащие не подвергали себя опасности, не пытались помешать налетчикам или задержать их, а сразу выдавали деньги. Однако было бы неверно думать, что такое решение вызвано заботой о персонале и прочими гуманными соображениями: просто опыт показал, что в конечном счете банкам и страховым обществам это выгоднее, чем выплачивать компенсацию пострадавшим, а то и пожизненное пособие семьям погибших».
Именно так — соображения выгоды превыше всего.
Не преуменьшая опасности, которую несут для любого общества такие, как Мальмстрём и Мурен, авторы откровенно говорят о тех, кто, по их мнению, гораздо опаснее: «Настоящие воротилы банков не грабят. Они сидят в конторах и управлениях и нажимают кнопки. Они ничем не рискуют. Они не посягают на священных коров общества, а занимаются легализованным присвоением, стригут шерсть с рядовых граждан. Они наживаются на всем. Отравляют природу и людей — потом „исцеляют“ недуги негодными лекарствами. Намеренно запускают целые городские районы, обрекая их на снос, — потом строят другие дома, которые заведомо хуже старых. Но главное — они не попадаются».