IV
Кабинет в здании на аллее Вестберга красноречиво свидетельствовал, что ктото другой долго исполнял обязанности руководителя группы расследования убийств.
Конечно, кабинет был тщательно убран, и чьято заботливая рука даже поставила на письменном столе вазу с васильками и ромашками, и всетаки давали себя знать отсутствие педантизма и явная склонность к милому беспорядку.
Особенно в ящиках письменного стола.
Вне всякого сомнения, ктото совсем недавно извлек из них кучу предметов, но коечто осталось. Например, квитанции за такси, старые билеты в кино, исписанные шариковые ручки, коробочки изпод пилюль. На канцелярских подносиках цепочки из скрепок, круглые резинки, куски сахара, конвертики с заваркой… Две косметические салфетки, пачка бумажных носовых платков, три пустые гильзы, сломанные часы марки «Экзакта»… Не говоря уже о многочисленных клочках бумаги с различными записями, сделанными крупным, четким почерком.
Мартин Бек уже обошел другие кабинеты, поздоровался с коллегами. Большинство были старые знакомые, но он увидел и немало новых лиц.
Теперь он сидел за письменным столом, штудируя ручные часы. Они годились только в утиль, стекло запотело изнутри, а в корпусе, если встряхнуть, гремело так, словно весь механизм рассыпался.
В дверь постучали, и вошел Леннарт Колльберг.
— Привет, — сказал он. — Добро пожаловать.
— Спасибо. Твои часы?
— Ага, — мрачно подтвердил Колльберг. — Они побывали в стиральной машине. Забыл карманы опростать.
Он поглядел кругом и виновато добавил:
— Честное слово, я начал прибирать в пятницу, но меня оторвали. Сам знаешь, как это бывает…
Мартин Бек кивнул. Колльберг чаще других навещал его в больнице и дома, и они обменивались новостями.
— Худеешь?
— Еще как, — ответил Колльберг. — Утром взвешивался, уже полкило долой, было сто четыре, теперь сто три с половиной.
— Значит, на диете всего десять кило прибавил?
— Восемь с половиной, — возразил Колльберг с оскорбленным видом. Потом пожал плечами и добавил:
— Черт те что. Дурацкая затея. Гюн только смеется надо мной. И Будиль тоже… А тыто как себя чувствуешь?
— Хорошо.
Колльберг насупился, но ничего не сказал. Открыв свой портфель, он достал прозрачную папку из розового пластика. В папке лежало чтото вроде сводки, небольшой, страниц на тридцать.
— Что это у тебя?
— Считай, что подарок.
— От кого?
— Допустим, от меня. Вернее, не от меня, а от Гюнвальда Ларссона и Рённа. Такие остряки, дальше ехать некуда.
Колльберг положил папку на стол. Потом добавил:
— Извини, мне пора.
— Далеко?
— В цепу.
Что означало: ЦПУ, Центральное полицейское управление.
— Зачем?
— Да все эти чертовы ограбления банков.
— Но ведь этим специальная группа занимается.
— Спецгруппа нуждается в подкреплении. В пятницу опять какойто болван на пулю нарвался.
— Знаю, читал.
— И начальник цепу сразу же решил усилить спецгруппу.
— Тобой?
— Нет, — ответил Колльберг. — Тобой, насколько я понимаю. Но приказ был получен в пятницу, а тогда еще я заправлял здесь и принял самостоятельное решение.
— А именно?
— А именно: пожалеть тебя и самому отправиться в этот сумасшедший дом.
— Спасибо, Леннарт.
Мартин Бек был искренне благодарен товарищу. Работа в спецгруппе влекла за собой ежедневное соприкосновение с начальником ЦПУ, минимум с двумя его заместителями и кучей заведующих отделами, не считая прочих важных шишек, ни черта не смыслящих в деле. И вот Колльберг добровольно принимает огонь на себя.
— Не за что, — продолжал Колльберг, — взамен ты получишь вот это.
Его толстый указательный палец уперся в папку.
— И что же это такое?
— Дело, — ответил Колльберг. — Понастоящему интересное дело, не то что ограбление банка и прочая дребедень. Жаль только…
— Что жаль?
— Что ты не читаешь детективы.
— Почему?
— Может, лучше оценил бы подарок. Рённ и Ларссон думают, что все читают детективы. Собственно, дело это по их ведомству, но они так перегружены, что только рады поделиться с желающими. Тут надо поработать головой. Сидеть на месте и думать, думать.
— Ладно, погляжу, — безучастно произнес Мартин Бек.
— В газетах ни слова не было. Ну как, завел я тебя?
— Завел, завел. Пока.
— Пока.