Правда, Бет абсолютно не интересовалась тем, как будет выглядеть наша газета, лишь бы не увеличивался ее объем, ведь это увеличило бы и объем машинописных работ.
— Нагрузка на секретариат не возрастет? — спросил ее Виктор.
Бет лишь отрицательно мотнула своими каштановыми локонами и что–то чиркнула в блокнотик.
— А что скажешь ты, Мартин?
Поскольку я все это время не проронил ни слова, то мне пришлось сначала откашляться. Для фотографий четырехколоночный набор был даже удобней, проще было размещать снимки, да и размером они были бы побольше. Я уже говорил об этом Бальцу, когда он исподволь знакомил меня со своим проектом.
— Нет возражений.
Вероятно, голос мой прозвучал как–то странно, ибо все удивленно поглядели на меня. Я и сам испугался оттого, что два слова дались мне с таким трудом. В горле стоял ком.
— Расходы на изготовление клише не возрастут?
— Наоборот. Особенно если будем делать двухполосные фотографии.
Я почти хрипел.
— Что с тобой, Мартин? Ты не простыл? — забеспокоилась Бет.
— Не знаю, — отрывистым шепотом ответил я, — утром ничего такого не было.
Что–то сдавило мне горло. По ходу совещания у меня уже возникало чувство, будто мне не хватает воздуха, но я думал, что все дело в вернеровской трубке. А вот теперь я почти не мог говорить. В горле у меня было сухо, как в перегоревшей лампочке. Когда я сглатывал слюну, было так больно, будто я глотал репей.
Эдди озабоченно посмотрел на меня.
— Уж не собираешься ли ты слечь за три дня до карнавала?
— Я всегда говорил, что воздух у нас в помещении слишком сухой, — сказал Вернер, опять–таки лишь для того, чтобы привлечь к себе внимание.
Виктор внимательно глянул на меня из–под толстых стекол очков и нетерпеливо подался к столу. Он так тщательно подготовил совещание — и вдруг помехи.
— Мартин, если ты себя плохо чувствуешь, то оставаться тебе тут вовсе не обязательно.
Давненько не проявлял он подобной чуткости.
— Пойду загляну к доктору Пфлюги.
Если бы наш врач дал мне освобождение, то можно было бы прихватить пару отгулов на карнавальную неделю, не трогая отпуска. Правда, тогда придется лежать дома в постели — и это посреди карнавального гвалта, который никому не даст покоя. Виктор прервал мои размышления:
— Мартин, только не забудь срочно отпечатать портрет доктора Бальмера.
— Ладно. А разве Феш уже отобрал что–нибудь?
Каждое слово царапало мне глотку.
Виктор коротко кивнул.
— Негативы я положил в твою корзинку.
Вот оно что — значит, наш сверхэкономный шеф уже побывал с утра у доктора Феша. Интересно, что это за неотложные дела свели их в такую рань?
Пастилки от кашля, которыми меня снабдила Урси, немного смягчили сухость в глотке, однако боль еще не совсем утихла. Бет одолжила мне шелковый шейный платок, я завязал его, и теперь узел выпирал у меня из–под высокого ворота свитера, словно огромный кадык.
Все это мало помогло; и когда мне позвонил техник из строительного отдела, чтобы узнать мое мнение о недавно появившейся в продаже японской зеркальной камере с объективом «Зоом» — он собирался купить ее для поездки в Кению на сафари, — то он почти ничего не понял из моего шепота и под конец разговора сердечно посоветовал пойти к врачу и взять освобождение. Я спросил его, известно ли ему, когда начнется ремонт объекта номер 71, после того отсоветовал покупать камеру с несменяемым объективом. Он ответил, что ничего не знает, но что пока не созвана даже экспертная комиссия для оценки ущерба.
Я как раз заполнял недельную рапортичку — сколько часов в такой–то день ушло на выполнение таких–то заданий; этот введенный Виктором учет рабочего времени мы считали едва ли не издевательством, — когда сладковатое дымное облако возвестило мне о присутствии Вернера. Разозленный, я обернулся; неужели даже сегодня, видя, что я почти не могу говорить, он не в силах отказаться от своей вонючей трубки, которая так душила меня. Когда Вернер увидел мой злой взгляд, глуповато–счастливое выражение сошло с его лица.