— Я уже постиг законы этого обмана.
— Вы надо мной смеетесь.
— Нет. Как раз я одобряю.
— Жаль, что вас не будет на моей свадьбе.
Она села на тахту и, мотнув головой, перебросила косу на спину.
— Все-таки вы решились?
— Вместо великой любви — шумная свадьба. Хорошо и это.
— Я вам напишу. Вы еще долго тут останетесь?
— Не знаю. Пожалуй, еще до зимы придется уехать. Вы обязательно напишите. Страшно люблю получать письма.
Я переступил с ноги на ногу. Она подняла глаза и сказала с невеселой улыбкой:
— Чего еще ждать на этом свете?
— Все будет хорошо, — сказал я.
С шутливой энергией она махнула рукой.
— Ах, пусть его! Авось будет хорошо. А если нет, то и так ладно.
Регина встала с тахты и подошла ко мне.
— Я по глазам вижу, что у вас что-то на уме. Я вам добра желаю. Пусть по крайней мере ваша жизнь сложится как можно лучше. Вспоминайте, пожалуйста, время от времени безрассудную Регину. Ну, поцелуемся, надеюсь, что никто за это на меня порчи не наведет…
Она обняла меня теплыми руками, и мы поцеловались в губы долгим поцелуем, на волосок от неприличия.
— Мы уже один раз прощались, — прошептала она.
— Может, еще увидимся.
— Наверное, как все. В долине Иосафата.
Она повернулась спиной и взяла в зубы мокрую прядку светлых волос.
— Регина…
— Пожалуйста, помолчите. Ну, вот и все. Было, прошло, — и она сразу затихла.
Я вышел на цыпочках, осторожно закрыв дверь.
На веранде меня ждала пани Мальвина в праздничном платье с жабо, которое подчеркивало торжественность минуты. Она прошла следом за мной в комнату и смотрела, как я во второй раз завязываю свой дорожный мешок.
— Вот что значит одинокий человек, — вздохнула она. — Сегодня здесь, завтра там, ни за что не держится.
— В чужих руках пирог велик.
— Вы шуточками не отделывайтесь и не богохульствуйте, — возмутилась пани Мальвина. — Бог наделил вас священным даром — жизнью. А вы даже этого не подозреваете. Здоровый, нестарый, ученый. Оглянитесь вокруг, много ли таких насчитаете.
— А что вы обо мне знаете?
— Я знаю, что если бы вас погнали на тяжелую работу, с утра до ночи, когда глаза туман застилает, а спину никак не разогнешь, так вам бы и солнышко ярче светило, и ветер был бы ласковей, и жизнь краше.
— И, кроме этого, ничего больше?
— Распустились люди, ой совсем распоясались. И поэтому наступит конец света, а если нет, так мы сами его себе устроим. Вы только подумайте, сколько людей поменялись бы с вами судьбой. А вы небу грозите, а вы мир проклинаете. Говорить противно.
— Вы это мне хотели сказать на прощание?
— Вы не сердитесь, лихом не поминайте, но все-таки подумайте, пожалуйста, о том, что я говорила.
— А вам что пожелать?
— Мне, мне? — испугалась она. — Я старая, мне ничего не надо. Судьба уже ничего мне не добавит, лишь бы не отняла.
— Тогда до свидания. И спасибо за все.
Я закинул мешок за спину. Сквозь темные ветки жасмина в комнату заглядывало холодное солнце.
— Смиритесь перед силой божьей, — прошептала старушка.
Я вышел на улицу и направился к железной дороге. Я уже видел верхнюю часть крыши пустого дома, видел и нежную синеву молодой дубравы на том берегу реки. Я должен был и туда зайти, захлопнуть и эту дверь перед дальней и окончательно еще не определившейся дорогой…
На соломе были аккуратно разложены большие, отливающие синевой яблоки, он стоял на коленях, выбирал чуть подгнившие и откладывал их в хорошо мне знакомую корзину, сплетенную из еловых корней. Увидев меня, он поднял голову, посмотрел в окно, а потом сказал:
— Едете, едете и все никак не уедете.
На столе возле лампы лежала раскрытая книга. Между тоненькими страницами была заложена красная лента.
— Вы читаете Библию, — сказал я.
Он посмотрел на меня и улыбнулся одними губами.
— Хорошего вы обо мне мнения. Комендант, зачитывающийся Библией. Сегодня даже пособия для культработников начинаются с цитат из Ветхого завета. Это самое модное чтение атеистов. Проверка умственного развития и свидетельство высокого вкуса. Излюбленное развлечение аристократов духа. Нет, знаете ли, я всегда уважал литературные памятники, но читаю я кое-что другое. Меня интересует только то, что находится в пределах моей видимости, моего реального бытия, моих чувств.
— Я пришел к вам не для того, чтобы сводить счеты.
Он встал с колен и вытер рукавом огромное, красивое яблоко, похожее на перезрелую дыню. Косой луч солнца ворвался в комнату и улегся, как кошка, на столе рядом с линейкой, сохранившей черные оттиски чьих-то зубов.